Глеб изо всех сил встряхнул девушку и вдруг, не веря своим ушам, услышал тихий стон. Длинные ресницы дрогнули. Он все-таки докричался. Он смог…

«Ян жив» — эти слова вернули ее к жизни, разбив скорлупу, которая словно огораживала ее от остального мира. Без него все было бессмысленно — что-то делать, двигаться, дышать… это казалось лишним потому, что Александра больше не хотела оставаться одна. Ян жив, значит, и ей можно жить.

И она вернулась. Глеб заботился о ней, но не сказал о Яне больше ни слова. Саша и сама понимала, что нужно молчать, что их с Глебом не случайно держат вместе, надеясь выудить побольше информации из разговоров пленников, но все же это молчание оказалось мучительным.

«Неужели это правда, ему удалось спастись и вырваться? — думала она, с усилием впихивая в себя принесенный куриный бульон, — желудок еще с трудом воспринимал пищу. — А почему бы и нет? Он маг, он многое может, а еще он очень умный. Наверняка Ян догадывался о ловушке и подготовился… Но почему же его нет до сих пор? Почему он не пришел за нами?»

Девушка смотрела на Глеба, надеясь найти ответ в его честных глазах, но он отчего-то отводил взгляд и отворачивался, словно хотел скрыть что-то важное.

Их пока что не трогали, и большую часть времени Александра проводила погруженная в дремоту. Глеб, все еще явно опасавшийся за нее, тормошил девушку, заводил беседы на отстраненные темы, связанные с историей или культурой. И было видно, что он сам не увлекается разговором, но считает необходимым отвлекать ее, не дать снова погрузиться в безвременье. Но этого Саша и сама не хотела. Там, на той стороне, было холодно, пустынно и страшно. Там было одиноко.

Наконец Евгений Михайлович вызвал Сашу для беседы. Бывший директор ожидал ее в комнате, так похожей на его школьный кабинет, что у Александры сжалось сердце. На миг — всего лишь на один короткий миг — ей показалось, будто все, что с ними произошло, было только страшным сном, что она, Александра Путилина, примерная ученица и отличница, пришла после занятий к директору, принимающему ее по-отечески тепло, заботящемся о ней, озабоченному ее единственными проблемами: как бы получше сдать экзамен и в какой вуз подать документы по окончании школы.

— Саша! — Евгений Михайлович поспешно встал с директорского кресла и помог девушке сесть на приготовленный для нее стул. — Ты заставила меня поволноваться! Ты знаешь, я несу за тебя ответственность, в том числе перед твоей тетей, но главное, перед самим собой. Как ты себя чувствуешь?

Он казался добрым дядюшкой, так что пришлось сжать пальцы в кулак, чтобы напомнить себе: он — их враг, тот, кто не колебался, отдавая приказ уничтожить всю группу, человек, играющий с людскими жизнями, как с ненужными старыми куклами.

— Спасибо, — она посмотрела ему прямо в глаза, — мне уже лучше… вашими молитвами.

Он немного смутился и сделал вид, будто ищет что-то на столе среди бумаг. Нужно быть совершенно лишенным сердца, чтобы выдержать взгляд своей жертвы.

— Между нами в последнее время произошли недоразумения. — Евгений Михайлович, уже вполне взявший себя в руки, оставил бумаги и поднял взгляд на бывшую ученицу. — Группу настроили против меня с помощью банальной клеветы, и мне очень обидно, что даже ты, Саша, поверила лжи. Мне очень горько, тем более что вы все для меня будто мои дети…

Его голос звучал мягко и убедительно, и ему хотелось поверить. Поверь — и все сложное снова станет простым и понятным, а проблемы лопнут и сдуются, как шарик. Вжик — и готово!

Саша скрестила руки на груди и отвернулась. Глеб рассказывал, что манипуляторы копируют позы своего собеседника — это помогает им втереться в доверие, но такую закрытую позу Евгений Михайлович уж точно не скопирует.