Когда духовные убеждения сочетаются в незападных культурах с недостатками образования, они обычно приписываются невежеству, детской доверчивости и суевериям. В нашей культуре такая интерпретация не может удовлетворять, в особенности если речь идет о хорошо образованных людях, обладающих прекрасным интеллектом. Для таких случаев психиатрия приберегает представления психоанализа, ищущего корни религиозных верований в неразрешенных конфликтах младенчества и раннего детства. Представления о божествах интерпретируются как образы родителей; религиозные установки — как признаки эмоциональной незрелости и детской зависимости, а ритуальные действия — как результаты борьбы с ранними психосексуальными импульсами, по типу неврозов одержимости,
Непосредственный духовный опыт — такой, как переживание космического единства, переживание смерти и нового рождения, встречи с архетипическими существами, видение света сверхъестественной красоты или обнаружение предыдущих воплощений, — рассматривается ири этом как значительное искажение обьективной реальности, указывающее на серьезные психические расстройства. Антропологи часто описывали шаманизм как шизофрению, истерию или эпилепсию, и всем великим пророкам и святым ставили психопатологические диагнозы. Даже медитация рассматривалась в психопатологическом контексте. В качестве примера могут быть приведены следующие строки из стдтьи известного психоаналитика Франца Александера, приравнивающие будцийскую медитацию к искусственно вызванной кататонии: "С современной психоаналитической точки зрения понятно, что бурдийская самопоглощенность это либидозное, нарциссическое стремление к знанию, обращенное внутрь себя, род искусственной шизофрении с полным отрывом либидозного интереса от внешнего мира" (Alexander, 1931). За немногими исключениям — такими, как К. Г. Юнг, Р. Ассаджиоли и А. Мэслоу, — западная психиатрия не признает духовность и не видит разницы между мистицизмом и психозом.
В другой книге (Grof, 1985) я подробно рассматривал ошибки, с которыми евязан такой подход к духовности. Путать ньютоно-картезианскую модель реальности с самой реальностью значит игнорировать современную философию науки с ее пониманием природы научных теорий и динамики смены парадигм. Кроме того, это серьезная логическая ошибка: люди, которые путают "карту и территорию" (Korzibski, 1933), нарушают принцип логических типов — это одна из важных тем в работах Грегори Бэйтсона (Bateson, 1979). Но, кроме всего этого, такой подход экстраполирует представления физических наук на психологию и игнорирует значительное количество наблюдений в современной теории сознания, в особенности наблюдения, связанные с трансперсональным опытом. Любая серьезная научная теория должна стараться организовать существующие факты, а не быть продуктом спекулятивной экстраполяции. Она должна быть основана на наблюдениях, а не на убеждениях «ученых» относительно того, какова Вселенная, или желании, какой она должна быть, чтобы соответствовать их теориям.
Современные исследования сознания и эмпирическая психотерапия проливают новый свет на проблемы духовности и религии и возвращают человеческой душе ее космический статус. В полном согласии с представлениями К. Г. Юнга духовность и «нуминозность» является внутренним свойством глубинной динамики психики. Если процесс эмпирического самоисследования достигает перинатального и трансперсонального уровней, это ведет к духовному пробуждению и началу духовных поисков. В наших программах и семинарах многие высокообразованные люди пережили этот процесс, и я еще н" видел никого, включая атеистов, марксистов, позитивистов, чей скептицизм и цинизм относительно духовногс не был бы поколеблен такими переживаниями.
Форма духовности, о которой я говорю, полностью совместима с любым уровнем интеллигентности, образования и специфической информированности в таких областях, как физика, биология, медицина и психология. |