– Я тебе не принадлежу! Да, я работаю на тебя, я твоя жена, но я не твоя вещь. – Она произнесла это тихо, но твердо. Тем не менее, страх не покидал ее. Она с детства ненавидела всякие конфликты и ссоры.

– Так что, ты сама соберешь вещи или это сделать мне? Поколебавшись несколько минут, она прошла через спальню в свою гардеробную. Достала чемодан. Ее глаза наполнились слезами. Ничего не видя, она бросала в чемодан шорты, майки, купальные костюмы, кроссовки. А ведь ничего не изменилось... Бобби Джо мог столкнуть ее с лестницы, а Джек сегодня сделал примерно то же самое, хотя и пальцем ее не коснулся. Что же в ней внушает мужчинам, что она им принадлежит? Она выбирает таких мужчин или что‑то заложено в ней самой?

Она уложила четыре полотняных платья и три пары туфель на высоких каблуках. Через двадцать минут закрыла чемодан и пошла принять душ. Джек в своей ванной комнате укладывал вещи.

– В котором часу мы уезжаем? – спросила она его в спальне.

– Выезжаем из дома в семь утра. Летим в Париж.

Больше он ей ничего не сказал. Но это ее и не волновало. Он дал ей понять, кто глава семьи, и она это приняла. Несмотря на все свои смелые высказывания, она показала и ему, и себе, что действительно принадлежит ему. Как вещь.

– Есть по крайней мере одно преимущество в том, что имеешь свой самолет, – произнесла она сквозь зубы, ложась в постель.

– Какое же?

– Можно быть уверенным, что там не окажется бомбы. Это, конечно, большой плюс.

Она отодвинулась от него и повернулась спиной. Джек ничего не ответил. Выключил свет. В эту ночь он не попытался дотронуться до нее.

Глава 7

В Париж они прилетели в десять часов вечера по среднеевропейскому времени. В аэропорту их ждал автомобиль. Стоял чудесный теплый вечер. В одиннадцать они подъехали к отелю «Ритц». Вандомская площадь сияла яркими огнями. Швейцар сразу их узнал. Однако Мэдди ничто не радовало в этот вечер. Впервые за много лет она чувствовала себя невольницей. Джек переступил черту. Не говоря ни слова, почти ничего не чувствуя, она вошла за ним в отель.

Обычно она с большим удовольствием ездила с мужем в Париж. Но сейчас ощущала лишь душевный холод и боль. Впервые за многие годы ей выкрутили руки. Он не избивал ее, но... все равно, что избил. А ведь такое случилось не впервые. Он унижал ее часто, по разным поводам. А она не сопротивлялась. Более того, раньше она не позволяла себе даже задумываться над этим. Теперь же внезапно осознала, что чувствует, в сущности, то же самое, что в Ноксвилле после побоев Бобби Джо. Она снова попала в ловушку. Слова Джека прошлой ночью все еще звучали у нее в ушах: «Ты принадлежишь мне»... И она подтвердила это тем, что все‑таки поехала вместе с ним.

Номер в «Ритце» выглядел, как всегда, великолепно. Гостиная, спальня, две ванные комнаты. Окна выходили на Вандомскую площадь. Все обито атласом в бледно‑желтых тонах. Три вазы полны желтых роз на длинных стеблях. Она могла бы почувствовать себя здесь счастливой, если бы не тупая боль в душе.

Джек налил бокал шампанского и подал ей.

– Есть какая‑то особая причина, по которой мы здесь? – безжизненным голосом спросила Мэдди. – Или это все только для того, чтобы убрать меня с эфира?

– Я решил, что нам пора отдохнуть. Я знаю, как ты любишь Париж, вот и подумал, что мы сможем здесь развлечься.

Она взяла у него хрустальный бокал с шампанским просто для того, чтобы хоть как‑то притупить боль. Пить ей вовсе не хотелось.

– После всего, что ты мне наговорил за последние два дня?!

Сама мысль о том, чтобы «развлекаться»... с ним!.. показалась ей абсурдной.

– Забудем о том, что произошло. Ты решила вмешаться в дела национальной безопасности.