Еще полчаса, не меньше, сражались с врагами доктор и Бед-Окур. Не знаю, как им удалось продержаться так долго. У них не было ни минуты, чтобы перевести дух или хотя бы вытереть пот со лба.

Доктора, всегда добродушного и улыбающегося доктора было не узнать. Я сам бы не поверил, если бы мне сказали, что Джон Дулиттл способен яростно размахивать дубиной, крушить и бить так, что звуки ударов были слышны на расстоянии в милю.

Бед-Окур, с вытаращенными глазами и оскаленными белыми зубами на черном лице, напоминал черта. Он потерял копье и теперь устрашающе размахивал бревном. К нему боялись даже подступиться и осыпали градом стрел, копий и камней. В конце концов метко брошенный камень попал ему прямо в лоб, и второй из Героев свалился на землю.

Джон Дулиттл остался один на поле боя.

Мы с О’Скалли поспешили ему на помощь, но мы были слишком слабы, чтобы заменить Бед-Окура и Большую Стрелу. В ту же минуту в еще одном месте рухнул частокол, и багиагдераги, словно бурная река, хлынули в пролом.

Попсипетли, охваченные ужасом, бросали оружие и кричали:

— Спасайся кто может! В лодки! Садитесь в лодки и плывите в море!

Все пропало! Война проиграна! Попсипетли бежали, но ни я, ни доктор бежать вместе с ними не могли, потому что нас свалили и буквально втоптали в землю. Десятки ног наступали на нас, не давая подняться с земли, и я уже уверился, что нас растопчут насмерть.

Вдруг сквозь шум боя послышались раскаты грома. Все остановились и посмотрели вверх — на небе не было ни облачка. Но с запада к нам быстро приближалась черная туча, и это была туча… птиц!

Миллионы черных попугаев летели к нам, а впереди летела Полли! Их яростные, злобные крики звучали как раскаты грома. Потом, когда битва была выиграна, я спросил у Полли, скольких же попугаев она сумела привести, и она ответила, что точно сказать не может, то ли пятьдесят миллионов, то ли и все шестьдесят. За то короткое время наша милая старушка Полли сумела собрать всех черных попугаев Южной Америки!

Тот, кто когда-либо слышал злобный крик черного попугая, на всю жизнь запомнит этот леденящий кровь звук. А тот, кто когда-либо испытал на себе, какой крепкий у попугая клюв, начинает дрожать при одном виде этой черной как уголь птицы с красными полосками на крыльях и на хвосте.

Поэтому, когда туча попугаев окружила со всех сторон селение, куда ворвались багиагдераги, когда они грозно нависли над захватчиками, те бросились врассыпную, пытаясь укрыться в хижинах, под деревьями, за кустами.

Генерал Полинезия окинула поле боя опытным взором и отдала приказ:

— Вперед! Задайте им жару.

И черные попугаи обрушились на багиагдерагов. По трое, по четверо они садились им на головы, вцеплялись когтями в волосы и клевали в уши. Не в нос, не в глаза, не в лоб, не в затылок, а только в уши. И багиагдераги побежали.

С жалобными воплями они мчались прочь из деревни попсипетлей. Они спотыкались, падали, кувыркались и тщетно пытались отбиться от наседавших на них черных попугаев. Но на место одной сброшенной с головы птицы садились две другие. На место двух прилетали четыре. Десятки птиц кружили над головами врагов и ждали своей очереди полакомиться ушами.

Но и за частоколом попугаи не оставляли их в покое. Среди воинов багиагдерагов не было ни одного, кому не остались бы на память о битве разорванные в лохмотья уши. Их рваные края напоминали зубчики почтовых марок.

Багиагдерагам было больно, очень больно, но никто из них серьезно не пострадал. А со временем рваные уши стали особенностью племени, ими гордились и выставляли напоказ. Ни одна красавица не хотела появиться на людях с мужчиной без ушей в зубчик — ведь именно по ним можно было безошибочно узнать, принимал ли воин участие в памятном и славном сражении.