Я говорю о музее мадам Тюссо [Лондонский музей восковых фигур; открыт в 1802 г., назван по имени основательницы; экспонаты представляют людей, знаменитых в самых разных отношениях] где выставлены Криппин [доктор Харви Криппин (1862-1910) – известный преступник, приговоренный к повешению за отравление жены] и королева [имеется в виду ныне царствующая королева Елизавета II].
– Я бы предпочел, чтобы написали мой портрет.
– Но портрет не обойдешь со всех сторон, а у мадам Тюссо – я где-то об этом читала – они надевают на вас вашу же собственную одежду. Я бы охотно дала им голубое платье… Да что зря говорить… – сказала она со вздохом сожаления. – Вряд ли я когда-нибудь буду столь знаменитой. Тщетные мечты…
Она отошла от витрины, и я видел, что она слегка удручена.
– Преступники, королевы, политические деятели, – пробормотала она. – Любовь невысоко котируется, если, конечно, ты не Нелл Гвинн [любовница короля Карла II] или не новобрачная в ванне [имеется в виду знаменитая уголовная история, когда убийца топил в ванне своих молодых жен].
Мы подошли к двери бара «Звезда и подвязка», и тетушка предложила зайти туда и что-нибудь выпить. Все стены внутри пестрели надписями философского содержания: «Жизнь – улица, идущая в одном направлении, обратного пути нет»; «Брак – великий институт для тех, кто любит институты»; «Не пытайтесь убедить мышь в том, что черный кот приносит счастье». Помимо надписей там висели еще старые программы и фотографии. Я заказал для себя херес, а тетушке портвейн с коньяком. Отойдя от стойки, я увидел, что она внимательно рассматривает какую-то пожелтевшую фотографию: слон и две дрессированные собачки были сняты во время представления перед Дворцовым Молом. Перед ними стоял крупный мужчина – фрак, цилиндр, цепочка от карманных часов, – а рядом стройная молодая женщина в трико с хлыстом в руке.
– Это Карран, – сказала тетушка. – С этого начиналось. А это Хэтти. – Она указала на молодую женщину. – Какое это было время!
– Но вы ведь не работали в цирке, тетя Августа?
– Нет, конечно, но я случайно там оказалась в тот момент, когда слон наступил на ногу Каррану, и после этого мы стали близкими друзьями. Бедняга, он был вынужден лечь в больницу, а когда он оттуда вышел, цирк переехал в Уэймут без него. Хэтти тоже уехала, но она, правда, потом вернулась, после того, как мы все устроили.
– Устроили что?
– Я тебе все это как-нибудь потом расскажу, а сейчас мы должны найти Хэтти.
Тетушка залпом выпила свой портвейн с коньяком, и мы вышли на холод и ветер. Напротив бара был канцелярский магазин, где продавались юмористические открытки и куда направилась тетушка, чтобы навести справки. Металлическая карторама с открытками поворачивалась со скрежетом, словно ветряная мельница. Я заметил открытку с изображением бутылки пива Гиннеса и толстухи с аквалангом, парящей в воздухе вниз головой. Надпись гласила: «Днищем вверх!» На другой открытке пациент в больнице обращался к хирургу: «Я не просил делать мне обрезание, доктор!» Но тут появилась тетушка.
– Это здесь, – сказала она. – Я чувствую, что не ошиблась.
В окне соседнего дома между стеклом и тюлевой занавеской мы увидели объявление: «Чайная Хэтти. Столики только по предварительной записи». Возле двери были выставлены фотографии Мэрилин Монро, Фрэнка Синатры и герцога Эдинбургского, очевидно с автографами, хотя автограф герцога вызывал некоторое недоверие. На наш звонок вышла старая дама. На ней было черное вечернее платье и масса агатовых украшений, которые побрякивали, когда она двигалась.
– Слишком поздно, – сказала она недовольно. |