Фрося всегда была глубоко верующим человеком и понимала, что многие свои мысли она не может не только высказать вслух, но и записать в свою клеенчатую тетрадку, которая могла ненароком попасть в чужие руки, а религиозность преследовалась строго… Но иногда она не сдерживала свои порывы и шепотом молилась у постели раненого, прося у Господа даровать ему облегчение, и видела, как благодарностью зажигаются его глаза …

                     Видя каждый день боль и страдания, она особенно остро стала чувствовать роль женщины-супруги, женщины-матери в жизни солдата, защитника Родины. Ведь он, уходя на войну, кладет на алтарь Отчества все самое-самое дорогое: и свою, часто большую, семью, и свой дом, и свою жизнь… И совсем неожиданно в её голове стали складываться стихотворные строчки. Сначала она боялась их, прогоняя, считая наивными и нескладными, но постепенно увлеклась этим не на шутку и стала записывать стихи в тетрадь. Фрося никому не показывала свои стихи, и даже от Леонида скрывала свое увлечение, а тетрадь со стихами прятала за подкладку старого пальто, которое Леонид уже не носил, а Толику оно было еще велико...

                     Но однажды зимним вечером, уложив детей спать и, видя Леонида в добром расположении духа, она вдруг решилась прочесть ему свой стих о женщинах. Фрося не знала, как начать разговор о стихах, но Леонид вдруг сам завел разговор на эту тему.

                     - Фросенька, а что ты все пишешь и пишешь в свою тетрадочку заветную? Уж не стихи ли? – и широко улыбнулся.

                     - Ты как догадался? – зарделась Фросенька.

                     - Ух, ты! – воскликнул Леонид. – Так я угадал, что ль?

                     - Тише ты! – полушепотом сказала Фрося. – Детей разбудишь…

                     - Да они сегодня так убегались, что их и пушкой не разбудишь! Не переживай! Так что там у нас насчет стихов?

                     - Пишу, Лёнь! – снова засмущалась Фрося. – Не знаю только, что получается. Стыдно даже тебе прочесть. Вдруг засмеешь!

                     - С чего это я должен засмеять? – удивился Путник. – Я всякое умение уважаю. А уж писательское… Коль дал тебе Бог стихи писать, так не гневи его! Пиши!

                     - Ну, хорошо! Я тебе прочту про женщин. Ну, про тех, кто мужей и сыновей на войну проводил. Интересно тебе будет?

                     - Да ты что спрашиваешь?! – Сербин придвинул свой стул поближе к столу и приготовился слушать.

                     - Нет, погоди! – Фрося вскочила и сбегала во вторую комнату, которая служила им спальней.