Но что же они делали, эти люди на корабле? Пожилые сидели, положив руки на колени, и смотрели на море, а парни и девушки веселились, пели и танцевали. И чему тут удивляться, ведь этот корабль шел в Страну Израиля. И вот уже и я танцую с ними, и стоит мне остановиться, как ноги снова влекут меня в пляс. Но тут ко мне подходит какой-то старик и говорит, что им не хватает одного человека для миньяна. Я тут же закутываюсь в большой талит и иду с ним в комнату молитв. А все люди там смотрят на меня с удивлением, потому что сейчас время вечерней молитвы, когда не положено надевать большой талит. Но старик идет к пюпитру кантора и зажигает на нем свечу. Я иду за ним, чтобы взять молитвенник, но тут свеча касается моего талита, и вот он уже охвачен пламенем. Мне становится страшно, и я бросаюсь с палубы в воду. Если бы я сорвал с себя талит, то не обжегся бы, но я не только не срываю его — я тону вместе с ним. Я начинаю кричать, чтобы на корабле услышали и спасли меня, но никто не отзывается на мой крик, не слышно ни единого звука, один только мой крик: «Утешься, город скорбящий и сожженный!» Я говорю себе: «А где же старик?» Поднимаю глаза, а он стоит, опираясь на поручни палубы, и не двигается, и не шевелит бородой. А к нему подходит другой человек, похожий на Даниэля Баха, только у того нет ноги, а у этого нет обеих рук. В отчаянии я отдаюсь на волю волн, и тогда море спокойно поднимает меня и несет, приближая к берегу. Я вижу мерцающий вдали свет и думаю, что это свет какого-то поселка, сейчас евреи сжалятся надо мной и вытащат меня на сушу. Я поднимаю глаза, чтобы разглядеть, откуда этот свет, но тут налетает ветер и гасит свечу. И я узнаю ту свечу, которую зажег перед сном.

Я повернулся на другой бок и снова закрыл глаза. На этот раз сон снизошел на меня, и я заснул.

Наутро, после завтрака, я взял ключ, пошел в старый Дом учения, открыл дверь, достал книгу и сел читать, и читал с наслаждением.

Глава десятая

Мне придется заказать себе зимнее пальто

Подступают к нам здесь холода и наводят страх на все живое. Солнце прячется за тучами и появляется лишь ненадолго, а когда появляется, выглядит совсем не так, как недавно. То же и с людьми. На рынке у всех мрачные лица, и люди все чаще говорят о зимней одежде, которая всем нужна, но которую не все могут себе позволить.

Однажды, когда я встал из-за стола после обеда, хозяин гостиницы подошел ко мне, пощупал мое одеяние и спросил, нет ли у меня иной одежды. Жена его услышала наш разговор и сказала: «Морозы у нас сильные, если господин не сделает себе зимнее пальто, он не выдержит». И тут же подняла плечи и втянула шею, как будто съежилась от холода. Муж посмотрел на нее, поморгал, словно хотел что-то сказать, но передумал. Потом снова глянул на мое одеяние и повторил за ней: «Господин должен заказать себе теплую одежду».

И они совершенно правы, мои хозяева, твердя, что я должен заказать себе теплую одежду. Ведь вся моя одежда летняя, под стать Стране Израиля. Тело она прикрывает, но, увы, не согревает, а близкие морозы — суровые, в здешних краях они длятся по шесть месяцев и больше и не ослабевают ни днем ни ночью. Даже люди, привыкшие к ним, и те нуждаются в теплой одежде, что уж говорить обо мне, отвыкшем.

Но где же мне раздобыть зимнее пальто? А если и раздобуду, как показаться в нем перед людьми? Я почему-то стесняюсь выйти на люди в обновке. Почему? Да сам не знаю. То ли не хочется раздражать тех, у кого новой одежды нет и не будет, то ли боюсь, что только по новой одежде и будут обо мне судить.