Я уехал в Страну Израиля до того, как этот спор начался, и до меня доходили только обрывочные рассказы, но я не придавал им особого значения, потому что в те дни, оказавшись наконец в Стране Израиля, я постарался забыть все те споры, которыми жил галут, и выбросить их из своего сердца. А между тем в Шибуше шла великая война, которая продолжалась до тех пор, пока не грянула другая война, настоящая, и всем евреям не пришлось бежать из города, за исключением нескольких богачей, которые дали русским офицерам большие взятки, чтобы им разрешили остаться. Офицеры деньги взяли, но этих богачей все равно в конце концов выгнали, а рабби Хаима как самого важного из всех отправили в плен в Сибирь. С тех пор о нем ничего не слышали, пока не приехал оттуда какой-то местный еврей с разводным письмом для жены рабби Хаима. Этот еврей рассказал, что рабби Хаим сильно заболел в плену и испугался, что умрет, а его жене не сообщат об этом и она останется на всю жизнь агуной. Поэтому он заклял одного чиновника послать ему писаря, и написал ей гет, и заклял писаря переправить ей этот документ.

Со временем, когда война закончилась и мир стал понемногу возвращаться к прежним порядкам, рабби Хаим освободился из плена и пошел от одного места к другому, от одного города к другому, из одной страны в другую, и так, спустя дни и годы, добрался до своего города и до той женщины. Пришел и постучал в дверь, но она не обрадовалась ему, как не обрадовалась и в тот день, когда ее выдали за него замуж. Она была дочерью невежественного человека, но ее отец, который имел постоянное место в старом Доме учения, видел там уважение, которое оказывали знатокам Торы, и потому почитал раввинов, а она сидела в лавке отца и видела уважение, которое оказывали торговцам и лавочникам, и потому раввинов не почитала. Если бы он не послал ей тот гет или послал, но вернулся несколькими годами раньше, она, возможно, согласилась бы снова жить с ним. Но поскольку он послал ей гет, а вернулся лишь спустя долгие годы, она не согласилась снова выйти за него, потому что уже привыкла жить без мужчины. В городе об этом толковали по-разному — одни говорили, что она плохая женщина, потому что видит бывшего мужа в нужде и не обращает на него внимания, а другие считали, что он сам плохой человек, если готов жить с разными сомнительными людьми в ее гостинице. А правда, наверно, в том, что эта женщина блюла собственную чистоту и чистоту своих дочерей, но уж, во всяком случае, не чистоту своего дома.

Само возвращение рабби Хаима не произвело никакого впечатления. Большинство людей были в городе новичками, приехали недавно, откуда им было его знать? А те немногие, кто знал, были заняты своими бедами и с трудом справлялись с собственными делами, даже с самыми необходимыми. Но когда стали замечать, как он день за днем сидит в Доме учения, у многих проснулась жалость: «О небеса, человек, который прославил наш город, теперь не имеет крыши над головой!» Люди стали приглашать его к себе, но он не пошел. Тогда стали приносить ему еду, но он ее не брал. Стали негодовать на его жену, но он сказал-«Оставьте ее, она мне ничего не должна».

Вначале все удивлялись — как это, рабби Хаим знаток Торы, который никогда не отрывался от своей учебы, теперь сидит молча и не открывает книгу?! Некоторые говорили, что он забыл учение из-за пережитого в плену или, возможно, наоборот — постиг все новое в Торе и уже не нуждается в книгах. Но другие считали, что он отошел от Торы, потому что из-за нее когда-то вышла в городе такая ссора. Ибо как иначе объяснить, что человек, который раньше только тем и занимался, что учил Тору, теперь сидит без дела и не изучает ее? Впрочем, это нередко так бывает. У нас уже был случай во время войны, когда появился человек, который знал оба Талмуда, что называется, «от начала к концу и от конца к началу», и никто не видел, чтобы он брал в руки какую-нибудь книгу, кроме одного тома «Махзикей а-дат», чтобы положить под голову вместо подушки.