Но, едва Дэн произнес «полное жалованье в течение полугода», у меня пронеслось в голове: плохи наши дела. Всего лишь три месяца назад мы взяли ссуду в размере сорока пяти тысяч долларов на обустройство дома, чтобы перестелить крышу и избавиться от сырости в подвале. Ремонтом нам, конечно, заниматься не хотелось, но это было необходимо. Мы долго взвешивали все «за» и «против», сидя за обеденным столом, вели подсчеты на обратной стороне старых конвертов и в конце концов приняли решение. Крыша протекала, в подвале было сыро. Плесень наступала на нас и сверху, и снизу. Нам ничего не оставалось, как взять ссуду, хотя мы понимали, что новый долг ляжет тяжким бременем на наш семейный бюджет, и без того трещавший по швам. Ежемесячная выплата по кредиту за дом составляла 1200 долларов, учеба Бена в Университете штата Мэн обходилась в 15 тысяч долларов (и это не так много по сравнению с частными вузами, например колледжем им. Боудена), 250 долларов — аренда автомобиля, на котором Дэн ездил на работу (в моем распоряжении была старенькая двенадцатилетняя «тойота камри» с пробегом 133 тысячи миль, в которой требовалось срочно заменить коробку передач), 300 долларов в месяц — платежи за Бена и Салли по программе медицинского страхования моей больницы. Если мы возьмем ссуду на ремонт дома, нам придется отдавать ежемесячно в течение десяти лет еще 450 долларов — гнетущая перспектива. Сейчас на все обязательные платежи, вместе взятые, у нас в месяц уходило 3500 долларов. Дэн зарабатывал 43 тысячи долларов в год, я — 51 тысячу. После уплаты налогов наш совокупный доход составлял 61 тысячу долларов в год, 5400 в месяц. То есть на все остальные расходы — на коммунальные услуги, питание, одежду, дополнительные потребности Бена и Салли — у нас оставалось 1900 долларов. Из этих же денег мы кое-что откладывали на свой ежегодный недельный отпуск.
Я знала, что многие семьи в нашем окружении имеют гораздо меньший доход. Салли хоть и ныла постоянно, что мы вечно считаем гроши, все же приспособилась и стала покупать себе плееры и кричащие серьги на те деньги, что она получала, работая приходящей няней по выходным. На свои же деньги она сделала себе татуировку в форме бабочки (никаких вопросов!): однажды явилась с ней домой после однодневной поездки с подругами в Портленд. Бен, напротив, никогда не просил ни цента. Он подрабатывал в колледже, смешивая краски и натягивая холсты на факультете изобразительного искусства. Он отказывался брать у нас деньги, кроме тех, что мы давали ему на жилье и питание в дополнение к ежегодной плате за обучение.
— В Фармингтоне я веду La Vie de Bohême, — сказал он мне однажды, когда я попыталась сунуть ему в руку сто долларов (мои сверхурочные за неделю). — Я могу питаться воздухом. Не хочу, чтобы вы остались без крыши над головой только потому, что ты дала мне сто баксов.
— Вряд ли это случится, — рассмеялась я.
Половину ссуды на ремонт дома мы решили погасить за счет выходного пособия Дэна. В подвале теперь было сухо. Еще Дэн за две тысячи долларов купил автомобиль «хонда цивик» 1997 года выпуска, который не разгонялся быстрее 60 миль в час. Но он хотя бы был на колесах, пока я находилась в больнице. Жить на одну зарплату было непросто. После оплаты всех ежемесячных счетов у нас фактически не оставалось свободных денег. Дэн стучался в двери всех организаций и компаний на территории штата. Пожалуй, самое обидное во всей этой истории было то, что примерно через десять месяцев после увольнения из «ЛЛ Бин» Дэн выяснил, что компания снова ищет работника на его прежнюю должность. Естественно, он связался с начальником отдела кадров. Естественно, тот напел ему про то, что объемы продаж снова выросли и это позволило вновь расширить отдел, в котором недавно было проведено сокращение. Естественно, он также посоветовал Дэну вновь подать заявление о приеме на работу. |