Затем начали постепенно объявляться остальные. Грэхем вообще не дал никаких объяснений своего отсутствия, поразив меня тем самым до глубины души. Я убедился, что он, единственный из шестерых, не просто имеет развитое воображение, но и обладает таким же, как у меня, типом мышления. Я буквально видел ход его мыслей, так и слышал, как он говорил себе: любое алиби будет вызывать подозрения, поэтому лучшим доказательством невиновности станет отсутствие алиби вообще. В тот момент я подозревал Грэхема больше, чем кого-либо. К тому же он сказал, что может имитировать манеру Кэмпбелла рисовать и блестяще мне это продемонстрировал. У меня возникло неприятное предчувствие, что мы ни за что не сможем прижать его, если убийца действительно он. Грэхем держался превосходно, избрав самый правильный стиль поведения — ничего не говорить, не уверившись, что это безопасно.

Фергюсон привел кучу доказательств того, что на самом деле был в Глазго, и рассказал нам историю, которая дала наконец несколько реальных привязок ко времени, от которых можно было как-то отталкиваться. Кстати, уверен, что он был совершенно точен, ничего не проспав и не пропустив. Я навязался к нему в гости, понаблюдал за тем, как он рисует, и отложил до поры результаты этих наблюдений в своей памяти.

В среду мы сообща занялись велосипедом, найденном в Эйре. Не хочу никого обидеть, но настаиваю на том, чтобы принять велосипед в расчет при любом толковании событий. Эпизод с ним настолько странен, что едва ли может быть случайностью или совпадением. Конечно, он не проливает свет на личность убийцы, но все же крайне важен. А вот происхождение велосипеда подразумевает лишь то, что преступление связано с Гейтхаусом. Думаю, это и без того всем понятно. Очень жаль, что носильщик в Джирване заболел именно тогда, когда был нам больше всего нужен. Опознай он одного из подозреваемых на фотографии, и мы избавились бы от многих хлопот.

Что же я делал в четверг? Хм… Ну конечно! В тот день мы получили сведения об инциденте на дороге Гейтхаус-Керкубри, гаечный ключ и обрезки черных волос. Это порядочно сбило нас с толку, да, Макферсон? Если бы мы были чуть порасторопнее, то смогли бы поймать Гоуэна прежде, чем он скрылся, и прилично сэкономили бы на железнодорожных билетах до Лондона. Признаю свою вину, ведь я, целиком поглощенный идеей об эксперименте с написанием пейзажа, вместо того, чтобы как следует поразмыслить, отправился к Бобу Андерсону с предложением провести своего рода реконструкцию событий в Миннохе. Я намеревался собрать вместе как можно больше художников, попросить их написать картину в манере Кэмпбелла и выяснить, сколько это займет времени. И Грэхем, и Стрэтчен, и Фергюсон согласились принять участие в этой затее, хотя последний заявил, что сия идея не слишком хороша. Однако погода спутала мне все карты.

Потом я отправился на берег Каррика, где имел возможность понаблюдать, как рисует Стрэтчен. Он чуть было не столкнул меня вниз, но, к счастью, все обошлось. К тому времени уже стало очевидно, что он либо что-то утаивает, либо кого-то покрывает, и существовала определенная вероятность того, что он причастен к исчезновению Фаррена. Между прочим, поздно вечером во вторник, обследуя студию Уотерза и выясняя, насколько удобно было поставить в переулке автомобиль, я видел, как Стрэтчен заходил к миссис Фаррен.

В субботу я практически ничем не занимался, но этот день отмечен возвращением Уотерза. Да, еще мы услышали занимательную историю в изложении миссис Смит-Лемесурье.