Вряд ли они понимают, что на себя берут. Вряд ли они знают, что чувствуют такие, как я. А вам я это все рассказал, пока их нет, потому что я хочу, чтоб вы помнили: пока я был среди чужих, для меня оставалась надежда.

Они уже давно сидели на скамейке. Сейчас Миллисент встала – она увидела, что по траве идут трое в черном.

Алан Нэдуэй остался сидеть, и его небрежная поза показалась особенно нарочитой, когда Миллисент поняла, что старый Нэдуэй идет впереди, хмурый, как туча на ясном небе.

– Вероятно, не стоит тебе говорить, – медленно и горько сказал Нэдуэй, – что ограблен еще один дом.

– Еще один? – удивленно сказал Алан. – Кто же пострадал?

– Вчера, – сурово сказал отец, – миссис Маубри пошла к леди Крэйл, своей приятельнице. Естественно, она рассказала о том, что было ночью у нас, и узнала, что Крэйлов тоже ограбили.

– Что же у них взяли? – терпеливо, хотя и с любопытством, спросил Алан.

– Вора спугнули, – сказал отец. – К несчастью, он кое-что обронил.

– К несчастью! – повторил Алан светским, удивленным тоном. – К чьему несчастью?

– К твоему, – ответил отец.

Повисло тягостное молчание. Наконец Джон Нэдуэй нарушил его, как всегда грубовато и добродушно:

– Вот что, Алан. Если ты хочешь, чтобы тебе помогли, брось эти штуки. Допустим, нас ты хотел разыграть, хотя напугал мисс Миллисент, а миссис Маубри довел до истерики. Но посуди, как мы можем тебя выгородить, если ты лезешь к нашим соседям и оставляешь там визитную карточку с нашим именем?

– Рассеянность все, рассеянность… – огорченно сказал Алан и встал, держа руки в карманах. – Не забывай, что я вор начинающий.

– Кончающий, – сказал отец. – Или ты это бросаешь, или отсидишь пять лет. Леди Крэйл может подать в суд и подаст, скажи я хоть слово. Я пришел, чтобы дать тебе еще один, тысяча первый шанс. Брось воровать, и я тебя пристрою.

– Мы с твоим отцом, – сказал Норман Нэдуэй, четко выговаривая слова, – не всегда сходимся во взглядах. Но сейчас он прав. Я очень тебе сочувствую, но одно дело – красть с голоду, и другое – голодать, чтобы только не жить честно.

– Вот именно! – пылко поддакнул брату положительный Джон. – Мы с удовольствием тебя признаем, если ты бросишь воровать. Или брат, или вор. Кто ты? Наш Алан, которому отец найдет работу, или чужой парень, которого мы должны выдать полиции? Или то, или это – третьего не дано.

Алан обвел взором дом и сад, и глаза его как-то жалобно остановились на Миллисент. Потом он снова сел на скамью и, уперев локти в колени, закрыл лицо руками, словно погрузился в молитву. Отец и братья напряженно смотрели на него.

Наконец он поднял голову, отбросил со лба черные пряди волос, и все увидели, что бледное лицо совершенно изменилось.

– Ну, – сказал отец уже не так сурово, – не будешь больше лазить в чужие дома?

Алан встал.

– Да, папа, – серьезно сказал он. – Я подумал и вижу теперь – вы правы. Не буду.

– Слава Богу, – сказал Норман, и его поставленный голос дрогнул в первый раз. – Не хочу читать нравоучений, но ты увидишь сам, как хорошо, когда не надо прятаться от близких.

– И вообще тяжелая это штука – кража со взломом, – сказал Джон, всегда стремившийся к общему согласию.