|
Отец мой родной! Какой же вы мне чужой… Я больше родных детей люблю ваших дочек-то – Лизавету Петровну и Катерину Петровну… Уж что за девушки такие – и в глаза и за глаза можно сказать, что не сыскать таких в целом свете… Вот только узнала, Петр Андреич, (Слова: Петр Андреич зачеркнуты простым карандашом.) что вы сюда приехали, так со всех ног и бросилась к детям – кричу, кричу им, а они ничего не разберут – индо дух захватило от радостных слез… Дети, дети, – говорю им, а сама так и заливаюсь слезами – Платошенька! Аннушка! приехал Петр Андреич, папенька Лизаветы Петровны и Катерины Петровны… Платошенька! Аннушка! что ж вы стоите – целуйте у Петра Андреича ручку! (Хватов и сестра его бросаются целовать у Думского руки).ДУМСКИЙ (отнимая у них свои руки). Что вы, что вы?.. Поцелуемтесь, как водится… Вот выгода старости-то: молодые девушки сами напрашиваются на поцелуи…ХВАТОВА. Это мой сын, Платошенька. Он служит в полку и уж подпоручик… Советую ему, батюшка, в отставку, дай в штатскую… Не оставьте-с, Петр Андреич… дело сиротское, бедное.ДУМСКИЙ. Да что ж я могу сделать помилуйте! Предлагаю вам, что могу, – доброе знакомство и приязнь…XВАТОВА. Как же, батюшка! Мы люди бедные, сироты круглые. Может статься, в чем и поклониться вам придется – так уж не оставьте…ДУМСКИЙ. А вы, Владимир Дмитриевич, что стоите в стороне! Мы с вами знакомы, да еще мало. Вы были другом детства дочерей моих, росли с ними вместе, и я о вас так много хорошего слышал… Познакомимтесь покороче, молодой человек!.. Да вот – всего лучше: я собирался было в сад проходиться, – так кому угодно мне в товарищи? Катенька, дай мне свою руку, а ты, Лизанька, подай свою Владимиру Дмитриевичу (Мальский с неловкостью и замешательством подает свою руку Лизаньке, которая принимает ее тоже с смущением). У! какой неловкий кавалер!.. Посмотри-ко, Николай Матвеич, – и она словно сердится, – уж не поссорились ли?.. (Все уходят, кроме Горского).ГОРСКИЙ. Пойду.].
Явление VI
ГОРСКИЙ (один).
Да! больше думать нечего – одна дорога! Уеду куда-нибудь, пока душа не успокоится, пока не уверюсь, что могу видеть ее без волнения, без тоски, любоваться ею, как отец дочерью… Видеть ее без тоски, без волненья!.. будто это возможно!.. Будто это будет когда-нибудь!.. Нет, вижу конец моему счастию… Закат мой печален… Что ж, всему свое время: за красными днями весны и лета наступает холодная, дождливая осень – всё тихо, мертво, и только шумит ветер да срывает желтые листья!.. Так и человек: в молодости вьются кудри – а наступит его осень – белеют его волосы и падают, – как осенние листья… Всему свой конец… И душа цветет радостью и вянет от печали… И я теперь, как дерево осенью… сир, одинок, болен душою, – и не с кем разделить мне своей тоски, некому поверить моей печали… И кому бы поверил я ее, когда сам стыжусь ее?.. И кто бы одобрил мое страдание, кому бы не показалось оно смешно?.. А я могу снести всё на свете, кроме насмешливой улыбки над тем, что составляет несчастие моей жизни… Насмешливая улыбка, как раскаленное железо, прожгла бы мою душу – и не было бы от меня прощения тому человеку!.. Да! мне надо затвориться в себе… Да! прощайте, люди – не поминайте лихом!..
Явление VII
Входит Мальский.[65 - Далее в Р – незачеркнутый текст:МАЛЬСКИЙ. Дяденька, Петр Андреевич прислал меня за вами, – говорит, что ему нужно что-то спросить у вас; но, кажется, дело в том, что Бражкин и Матрена Карловна с детками так осадили его своими нежностями и почтением, что он не знает, что ему и делать. |
