Все почему-то дружно зааплодировали, и только отличник Митька Емцов еле слышно спросил:

– А как-нибудь достать вариант контрольной можно? – и, испугавшись, что его неправильно поймут, добавил: – Ну, чтобы всем подготовиться.

Историк пропустил вопрос мимо ушей. Видимо, для него добывание контрольной не относилось к разряду «честной борьбы».

– Ну что же? – Викентий Михайлович открыл журнал. – Надеюсь, никто не поленится пару раз заглянуть в учебник алгебры и вспомнить основные формулы. А пока мы займемся эпохой Екатерины Великой и восстанием Емельяна Пугачева.

Под гул голосов муха сорвалась с головы Сидоровой и устремилась к окну. Не заметив стекла, она врезалась в прозрачную преграду и обиженно полетела прочь.

А на перемене около класса истории неожиданно появились «бэшки».

– Ну что? Посмотрим, кто кого? – Колька Рыбкин зло смотрел на вышедших в коридор «ашек».

– Смотрелки не сломайте, – как всегда, вылез вперед Макс. – Все равно наша возьмет!

– Это с чего это ваша? – насупился Вовка Карманов и засунул руки в карманы брюк. – Верняк – мы на море поедем!

– В следующем году, – мрачно пробормотал Митрофанов, вытирая большущее красное яблоко о рукав. – А в этом – мы. Не спешите покупать чемоданы.

– Посмотрим! – с вызовом повторил Рыбкин, и «бэшки» не спеша удалились.

– Как бы они чего не надумали. – Митрофанов откусил половину яблока и стал с хрустом его жевать.

– Пускай только попробуют! – В глазах Лавренко появился азарт предстоящей борьбы не только на листочках в клеточку, но и в реальной жизни. – Мы тогда тоже что-нибудь отчебучим.

– Это мы можем, – согласился Владик Костомаровский, провожая недобрым взглядом уходящих Вовку с Коляном.

Все вернулись в класс. Жизнь потекла своим чередом, пока не наступил следующий день.

Во вторник Каринка Сидорова пришла в школу с перебинтованной правой рукой.

– Ничего себе! – присвистнул стоящий впереди всех Лавренко. Он с любопытством рассматривал тугое переплетение бинтов на руке отличницы. – Как это тебя угораздило?

– Ой, что теперь будет… – Ирка Крюкова поправила сползающие с носа очки и подперла кулачком тощую щеку. – Как же ты писать будешь?

– Можно диктовать, – предположил отличник Жека Стриженов, со странной улыбкой наблюдая за Каринкой.

– Ага, причем на весь класс, – хихикнул Митрофанов, шурша оберткой от «Сникерса». – Тогда у половины точно будут пятерки. – И он вгрызся в шоколадку.

– А у глухих – и шестерки, – мрачно добавил Стриженов.

– Меня мама вчера в поликлинику повела, – всхлипывала Сидорова, утирая мокрые щеки белоснежным бинтом. – А там дети бегали. И я… Я даже не успела заметить, как мне дверью ударили прямо по руке. Врач сказал, перелома нет, но неделю в гипсе проходить придется.

– Видишь, как все удачно получилось. – Макс довольно жмурился, словно от Каринкиной травмы ему была самая большая прибыль. – И по руке получила, и ко всем врачам успела.

– Дурак! – от возмущения Сидорова даже плакать перестала. – У меня теперь справка – освобождение от школы на неделю.

– Минус отличник, – тихо произнес Жека, и все головы повернулись к нему.