Изменить размер шрифта - +
И было бы как минимум нетактично пытаться представить все в таком свете, словно в этом виновато лишь ее воображение. Анна взглянула на Клейбера. В нем действительно не чувствовалось страха. Она видела человека, который несмотря ни на что будет идти к своей цели, – это качество наверняка помогало ему на поле боя в Корее и во Вьетнаме. Анна, в свою очередь, знала, что отсутствие любого страха иногда граничит с глупостью, но до сих пор прекрасно жила с этим знанием.

– Я рассказала тебе далеко не все, – заметила Анна, когда они съехали с автобана на Порт‑де‑Баньоле и свернули на улицу Бель‑Гранд.

– Не все?

– Я хочу разыскать здесь, в Париже, немецкого профессора, который, возможно, является единственным человеком, способным разобраться в происходящем.

– Как его зовут?

– Марк Фоссиус.

– Никогда не слышал.

– Плохо то, что его посадили в сумасшедший дом. Ты должен будешь помочь мне разыскать его.

– Найти немецкого профессора в парижском сумасшедшем доме?

– Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, – призналась Анна, – но встреча с этим человеком имеет для меня огромное значение. И настоящий момент он моя единственная надежда.

Клейбер резко затормозил и припарковался с правой стороны улицы, по которой они ехали.

– Я начинаю кое‑что припоминать, – сказал он. – В газетах сообщали о профессоре, который в Лувре выплеснул кислоту на картину Леонардо да Винчи…

– Как раз о нем я и говорю, – прервала его Анна.

– Но ведь он сумасшедший! Его упрятали в дурдом, ты это понимаешь? – воскликнул Клейбер и постучал указательным пальцем по виску.

– Очень может быть, – возразила Анна терпеливо, – но когда я думаю о событиях последних недель, которые мне пришлось пережить, то его поступок не кажется мне таким уж ненормальным.

Клейбер вцепился обеими руками в руль и, застыв, смотрел через лобовое стекло на улицу. Он молчал, но Анна могла представить себе, о чем он думал.

– Я знаю, – сказала наконец Анна, – трудно понять, а уж тем более поверить во все, что ты услышал. И я была бы не вправе обижаться, даже если бы ты решил, что у меня не все в порядке с головой. Иногда я сомневаюсь в собственном рассудке.

– Не говори глупостей! – ответил Клейбер. – Я не вижу никакой связи между сумасшедшим профессором и твоей историей. Хотя… – Он сделал паузу. – Их объединяет то, что первая представляется мне такой же странной, как и вторая. Мне кажется, что ни один нормальный человек не станет обитать серной кислотой бесценную картину. Я бы даже сказал, остается только пожелать профессору, чтобы его признали

невменяемым, в противном случае он не будет рад жизни из‑за требований возместить ущерб.

Анна покачала головой.

– Я уже не раз думала обо всем этом. Психические расстройства могут иметь самые разные причины, могут возникать и исчезать под влиянием непредсказуемых факторов. Человек, совершающий поступок, подобный тому, на который решился Фоссиус, вряд ли может быть абсолютно сумасшедшим. Ненормальным может быть его поступок, но в то же время он будет оставаться выдающимся ученым в своей области.

Ее объяснение прозвучало довольно убедительно, но оставался вопрос, на который пока не было ответа, и Клейбер задал его:

– Каким образом Фоссиус связан с событиями, происходящими с тобой?

Анна улыбнулась, но Адриан прекрасно видел, что эта улыбка грустная.

– В действительности есть лишь одно слово, которое связывает нас. Эго имя, и довольно редкое: Бараббас.

– Бараббас? Ни разу не слышал.

– Вот именно.

Быстрый переход