Между тем достопочтенный Донесман‑Тик закрыл папку с манускриптом и, склонившись, положил ее перед собой на ковер. Тотчас к ней метнулась тень с поджатыми внутренностями, взяла и, сложившись в поклоне, поднесла к крайнему справа на правительственной скамье к министру фон Флику. Он, не глядя, передал ее соседу, тот – дальше, и так папка добралась до короля. Его величество раскрыл ее, небрежно полистал, закрыл, передал влево (папка последовала к Агрипардону), а сам устремил взгляд на меня.

 И все устремили взгляды на меня, и спереди, и сзади, холодные, высокомерные. Этому сравнению можно улыбнуться, но я почувствовал себя, как голый среди одетых. Опять мне отдуваться за европейскую цивилизацию! Я даже ощутил вину и готовность признать ее, хотя, между прочим, своих детей и пальцем не тронул, их воспитанием занималась жена; а что до наказания матросов линьками, так это и вовсе дело боцмана.

 – Скажи‑ка, милейший, – государь улыбкой увеличил свои и без того крупные коренные зубы и одновременно движением руки удалил прочь люльку ЗД‑видения: дескать, это – не для передачи. – Скажи‑ка, это верно, что твои сородичи акт питания зачастую совершают коллективно?

 – Да, ваше величество, – ответил я, склонив учтиво голову. – У нас в этом не видят ничего дурного. (И, право же, среди всех наших обычаев этот – далеко не худший!)

 – Мне говорили, что в таком… м‑м… застолье они нередко принимают алкогольные яды, а затем поют?

 – Бывает и так, ваше величество.

 – А когда потом совершают… м‑м… противоположное отправление – тоже поют?

 – Нет, государь.

 – Почему же? Это странно: ведь тогда у них рты совершенно свободны.

 …Вокруг прыгали от смеха желудки, тряслись и дергались диафрагмы, почки, печени, рывками сокращались и расслаблялись искрящиеся драгоценностями кишечники, ходили ходуном грудные клетки с то набухающими кровью, то осветляющимися легкими, с медовым блеском плясали челюсти и зубы. Кто‑то даже сладостно постанывал, смакуя шутку его величества. Дамы‑линзы и зеркальщики, удаленные настолько, что вряд ли слышали, что сказал сидящий к ним спиной король, И те колыхались от смеха: огненные зайчики метались над головами придворных.

 Легко прослыть остроумцем, восседая на троне. Что он такого смешного сказал, этот Зия! Но я и сам не только принужденно, с перекосом зубов, улыбался, но и ритмично подергивал диафрагмой, выражая веселье.

 Наконец все успокоились. Король взмахом руки приблизил ЗД‑видение, поворотил даму‑камеру «линзами» к себе: теперь можно.

 – Ты слишком категоричен и односторонен, милейший Донесман, – Зия широко улыбнулся академику. – Кроме нашего пути и их пути, возможны еще и многие промежуточные пути. (Одобрительный, восхищенный ропот присутствующих.) Ведь вот и наш милейший Демихом Гули отыскал здесь свой путь. И даже… хе‑хе! – кое‑кого встретил и кое‑что нашел на этом пути. Думаю, что мы должны поблагодарить его за помощь, которую он оказал – и, возможно, еще окажет! – нашей науке.

 Все зааплодировали. Я поклонился глубоким поклоном с движением рукой, как будто в ней была шляпа с перьями.