Вот, собственно, что я думаю и на чем стою.

— Труитт!

— Да, сэр?

— Одно из твоих лучших качеств — что ты любое дело целеустремленно доводишь до логического конца. Я это ценю. Я тебе скажу так: ты можешь и это дело довести до конца, но тебе придется действовать в одиночку. — Голос сделал паузу, ожидая реакции Тру. Таковой не последовало. — Вторую группу я отозвал. Полчаса назад они были освобождены от задания и получили инструкцию возвращаться домой как можно скорее. С минуты на минуту Кейси тебе сам доложит. Ты сказал, что у тебя сегодня есть дела?

— Так точно.

— Я не могу оправдать затраты, Труитт. Я могу с тобой работать, обеспечивая безопасность на этих мероприятиях в Далласе и Остине. Но чтобы этот караван продолжал жечь время и деньги на дороге… смысла не вижу.

Труитт знал, что спорить бесполезно. Если большая рука на поводке не видит смысла, значит, смысла нет. И он не мог бы выделить ничего из случившегося за неделю как причину сохранить на дороге хотя бы одну группу. Все шло как по маслу, если не считать инцидента у «Мэджик монтиз» в Анахейме во вторник, когда обкуренный юноша пустил в толпу фейерверк. «The Five» перестала играть на то время, что нужно было полиции, чтобы убрать мальчишку за решетку, и начала с того места, на котором остановилась.

Когда агент Кейси пришел объявить то, что Тру уже знал, Тру ему сказал, что ценит его отличную работу и внимание к деталям и проследит, чтобы каждый участник получил похвальное слово в рапорте. У него был большой соблазн попросить Кейси два часа подождать, пока ребята соберутся после вчерашнего позднего концерта в бывшей церкви, и проводить их по дороге 66, а потом уже возвращаться в Тусон, но это исключалось. Приказ отдан, и ребята стремятся домой, к семьям.

«Пока, парни. А мы дальше».

Но после отъезда Кейси у Тру не сразу получилось отпарить серые брюки, которые он хотел надеть в этот день. Пар просто не шел из сопел, и вдруг Тру так разозлился, что шваркнул горячим утюгом о стойку ванны, и у него в руках оказался кусок пластика, разбрызгивающий воду по всему полу. Тру понял, что висит на краю, а это не то место, где ему положено быть.

Вот почему он продолжал следить за белой машиной. Вот почему он интересовался, кто ее ведет и почему держит такой странный скоростной режим. Подумал было дать вызов полиции по сотовому, назвать себя и попросить о небольшой услуге — проверить номер машины.

— Кому звонишь? — спросил Терри, когда Тру достал из кожаной сумки телефон.

— Секунду, — ответил Тру и почти сразу понял, что никому он не звонит. Ни баров, ни иного сервиса в этой пустыне нет. — Так, проверить хотел одну вещь, — ответил он, откладывая телефон.

— Мы должны быть уже почти на месте, — сказал Терри. — Знак должен быть, «Блю-Чок».

— О’кей, — ответил Тру и попытался сосредоточиться на дороге.

Терри отлично знал, что слышал и запомнил в детстве, и знал, что помнит это и сейчас — в надежной, безопасной глубине души.

Это дома у бабушки с дедушкой. Родители матери жили в кирпичном доме за пару кварталов от его начальной школы. Там они живут и сейчас — дедушка Джеральд семидесяти пяти лет и бабушка Мими, которой только что исполнилось семьдесят. Иногда после школы Терри заходил к ним выпить чего-нибудь холодненького и посидеть на крыльце в тени, пока дедушка слушает по радио ранние осенние бейсбольные матчи и курит трубку, у которой на чашке вырезано человеческое лицо. Дедушка говорил, что это мушкетер. И еще дедушка играл с ним в настольные игры. По любому поводу вытаскивались из шкафа старые «Собачьи бои» Милтон-Брэдли или «Детектор лжи» Маттела, или коробка с по-настоящему крутой игрой «Трасограм» с пятьюдесятью двумя вариантами и всеми ее разноцветными игровыми досками.