Мои часы тикают, Джон. Да и твои тоже, если честно.

Джордж за спиной загудел клаксоном, но Кочевник не оглянулся.

Он шел своей дорогой, на которую нет карты. Прав был его отец — таков путь музыканта. Прав был его отец, еще в ту ночь десятого августа девяносто первого года, когда его застрелили рядом с клубом «Шенаниганз» в Луисвилле, штат Кентукки. Так что почийте в мире, Дин Чарльз и группа «Roadmen».

Помни свою роль.

«Кто бы мне сказал, в чем она, — подумал он. — Кто-нибудь, Бога ради. Пусть мне скажут, где мне место и куда я иду… Потому что я заблудился».

— Джон!

Голос вспугнул мысли. Он не слышал, как она вылезла из фургона, но Ариэль шла рядом с ним. Он отвернулся от нее и так и шел дальше.

— Нормально все, — сказала она ему и попыталась взять за руку.

— Ты не нужна мне, — ответил он и отвел руку.

Она заморгала, обиженная, задетая. По опыту она знала, что иногда надо перестрадать в одиночку, но все равно шла рядом с ним.

Зазвонил колокол.

Чистый звук, звон светлого металла. Не низкий печальный голос погребального колокола, но призыв.

Дорога вывела Кочевника и Ариэль из сосновой рощи, и перед ними открылось широкое поле, засаженное какими-то растениями ниже человеческого роста. Не конопляное поле, как подумал он сначала, — скорее ряды кустарников. А между кустарниками возникали люди, будто отвечая на призыв колокола. Все они были в шляпах, некоторые с сетками от насекомых, все в перчатках, у всех корзины. Ягодное поле, решил Кочевник. В корзинах — темные ягоды. Ежевика, похоже. Кое-где виднелись коричневые проплешины, но почти все поле процветало даже в этой безбожной печи.

За деревьями примерно в сотне ярдов от главной дороги затаился фермерский городишко. Не столько город, сколько Джоудвиль какой-нибудь, подумал Кочевник, прямиком из «Гроздьев гнева». Ярдах в пятнадцати от того места, где стояли Кочевник и Ариэль, грунтовая дорога сворачивала к строению из толя и зеленого пластика. Над дверями висел раскрашенный деревянный крест. Перед этим зданием стояла широкобедрая женщина латиноамериканской внешности, седые волосы убраны под бандану, и размеренно мотала в воздухе колоколом. Неподалеку другие женщины хлопотали около стола, убранного в тень большого дуба, расставляя тарелки с лепешками, бобами и энчиладами. Перед церковью на редкой траве возвышался колодец, сложенный из коричневых камней.

Время обеда, понял Кочевник. Сзывают рабочих с поля.

Он увидел за церковью еще с десяток лачуг из толя, сараи, стоящие в тени других дубов. Эти сараи построили из материалов, выброшенных людьми побогаче: плитки, которыми мостят двор, жестяные короба с водяными потеками, листы гофрированного металла и пластиковые шиты, разноцветные куски стекла, сплавленные в окна. Клочки земли украшены маленькими бетонными статуями, бывшими когда-то орнаментами газонов в ином мире: кролик с отбитым ухом, гончий пес, будто ищущий свою заднюю ногу, херувим, который вот-вот выпустил бы стрелу, будь у него лук и рука, чтобы этот лук держать. Интересно, нет ли тут где-нибудь свалки, на которой эти люди находят то, что им нужно? Вокруг стояли несколько пикапов и легковушек, бесстыдно выставив ржавеющие радиаторы и потрескавшуюся чешуйками краску, похожую на аллигаторову шкуру.

Из зарослей ежевики выходили люди в пропотевшей одежде и мокрых от пота шляпах. Даже в этой жаре почти все они были одеты в рубашки с длинными рукавами — защита от колючек. Как люди это выдерживают — Кочевник не понимал. Он бы на коленях уполз отсюда.

К Кочевнику и Ариэль шла шоколадного цвета дворняга, за ней, чуть поотстав, два других кабыздоха.