Джордж не только вел учет продажам, но следил по телефону за другими цифрами.

— Триста тридцать восемь посещений нового ролика на YouTube, триста шестьдесят одно на MySpace и четыреста двадцать шесть на веб-странице. Неплохо, еще только повесили.

— И сколько раз ты сам его смотрел?

— Несколько, не много. Ты все уже выяснил с этими людьми? Она мне сказала, что с тобой в школе училась, хотела сделать сюрприз. Удалось?

— Удалось.

— Не хочешь подписать пару футболок, пока ты здесь?

— Я уже почти там, — ответил Кочевник и вошел в главный зал, где через несколько минут, плюс-минус, должна была выступать группа Джины Фейн. Он мельком заметил Берк в окружении пяти или шести женщин, они смеялись и болтали, и он заметил — как замечал всегда, когда видел, как Берк тусуется с сестрами, — что у них там пара девок с плечами, как у техасских дровосеков, с мрачно поджатыми губами и устрашающим видом, а остальные стараются поддерживать в себе такой жар, что стальное дилдо расплавится. Наверное, подумал Кочевник, дело в самой идее, что им не нужны мужчины, чтобы так завестись. Может, дело в том, что если только они не встраиваются в роль мужика, то не педалируют так свою сексуальность, как бывает с женщинами обычной ориентации. Кочевник видал Берк в компании совершенно ошеломительных женщин, от которых хотелось, как говорил Майк, «попытаться и возрыдать». И еще дело было в том, как они на тебя смотрели. Либо долгим взглядом холодных отстраненных глаз, будто вызывая тебя перейти невидимую черту, либо полосовали несколькими быстрыми взглядами и перерезали тебе горло кинжальной полуулыбкой.

— Привет! — сказала девушка, оказавшаяся рядом с его левым локтем. В руках у нее была банка пива, и она наклонилась поближе, чтобы перекрыть шум. — Прости, что они вели себя как идиотки.

Это была та рыженькая, спутница двух крашеных блондинок. На вид ей было лет двадцать, глаза светло-зеленые, симпатичный курносый носик и татуированная синяя звезда на правом плече.

— Ты из той группы, которая сейчас играла, — сказала девушка, будто хотела убедиться.

Веки у нее были тяжеловаты. Наверное, не первая уже банка пива сегодня.

— Ага.

— Хочешь поехать куда-нибудь? — спросила она, доставая ключи от машины с серебряным плейбойским зайчиком на цепочке.

Постороннему трудно понять, в какую попадаешь мясорубку, когда ездишь с группой на гастроли. Трудно представить себе, что весь блеск и легкость — искусственные. Трудно понять, что турне — это мили и часы, часы и мили дороги, а если нет — так ожидание. Есть три вещи, которые эту мясорубку делают сносной: первая — сам концерт, где всегда либо парадиз, либо пандемониум, вторая — частое употребление незаконного, но вполне естественно выращенного вещества, чтобы облегчить ток электрической энергии, выдаваемой в парадизе, и чтобы потом можно было спать в ту же ночь или на следующий день, или же разозлиться и спустить собак на своих товарищей по группе после катастрофы в пандемониуме.

А третья?

Вот на нее Кочевник сейчас и смотрел.

— Конечно, — сказал он, как много раз говорил раньше. — А твои подруги?

— Да пошли они, стервы, — буркнула девушка. — И вообще машина моя.