Танакалиан издал тихий предупредительный звук, почувствовав, что Кругхева — ее самообладание уже порвалось в клочья — готова швырнуть серебряный кубок в лицо канцлеру. Он опустил свой сосуд, быстро выхватил кубок из рук спутницы и поставил на стол.

Слуги наполнили последние кубки. На взгляд Танакалиана, это была обычная вода… но это уже вряд ли могло его утешить. «Последнее очищение, да, вода из Королевского Колодца, куда бросили пепел сотни сожженных королей! Восхитительно!»

— Ключевая вода, — промолвил канцлер несколько натянутым тоном, — дабы множество сказанных слов не вызвало жажды. Прошу, садитесь. После окончания речей мы отужинаем самыми изысканными блюдами, которые может предложить королевство.

«Яички шестого сына! Левая грудь третьей дочери!»

Танакалиан почти слышал душевные стенания Кругхевы.

Солнце уже опустилось, когда были произнесены последние слова прощания и два варвара вернулись к лодке. Канцлер Рева и Покоритель Авальт сопроводили Напасть до половины пути, где встали и пронаблюдали за движениями неуклюжей посудины, качавшейся на волнах, пока гребцы не нашли правильный ритм. Затем переговорщики повернулись и не спеша направились к лагерю.

— Забавно, не правда ли? — пробормотал Рева. — Безумная жажда идти на восток.

— Несмотря на все предупреждения, — покачал головой Авальт.

— Что вы подскажете старине Таркальфу? — спросил канцлер.

Покоритель пожал плечами: — Дать дуракам все, что им нужно, разумеется, и не особо торговаться. Я также посоветую нанять спасательный флот в Диле — пусть идут в отдалении. По крайней мере до Пеласиарского моря.

Рева хмыкнул. — Великолепные советы, Авальт.

Они вошли в павильон, вернулись в главную комнату, вновь ставшую безопасной — даже у слуг тут пронзены барабанные перепонки и вырезаны языки. Хотя, конечно, всегда остается опасность проникновения шпиона, умеющего читать по губам. Значит, четверым несчастным созданиям придется умереть на закате.

— Эти их сухопутные силы, готовые пересечь королевство, — сказал, садясь, Рева. — Вы предвидите проблемы?

Авальт взял второй кубок и нацедил еще вина: — Нет. Напасть привержена чувству чести. Они будут верны слову, по крайней мере пока не уйдут отсюда. Те же, что явятся из Пустошей — конечно, если вообще дойдут — смогут лишь подчиниться нашей воле. Мы отнимем у выживших все ценное и продадим в Д’рас как оскопленных рабов.

Рева скорчил гримасу. — Лишь бы Таркальф не узнал. Мы ничего не ведали, не ждали, и вдруг союзники Напасти обрушились на наши позиции.

Авальт кивнул, вспоминая внезапную встречу на долгом пути к границам Летерийской империи. Если напасть — варвары, то хундрилы Горячих Слез — почти не люди. Но Таркальфу — проклятие его бугристой крокодиловой коже — они чем-то понравились, и это стало началом кошмара. Нет ничего хуже, на взгляд Авальта, чем король, пожелавший лично возглавлять армию. Каждую ночь десятки шпионов и ассасинов вели жестокую, хотя почти незаметную войну в лагерях. Каждое утро ближайшие болота полнились трупами, над которыми кружились стервятники. А Таркальф стоял, глубоко вдыхая свежий ночной воздух и улыбаясь чистому небу. Бешеный, благословенно тупоголовый дурак.

Ну, слава девятиглавой богине: король вернулся во дворец высасывать лягушачьи кости, а Горячие Слезы встали лагерем на старом речном русле около восточных болот, умирая от походной лихорадки или еще чего-то.

Покоритель кивнул: — Мертворожденные плоды… кровь четырнадцатой дочери… у вас всегда было богатое, хотя порядком мрачное воображение, Канцлер.

— У соуса бельт необычный вкус, иноземцам он редко нравится.