— Оставляй, коли нравится, — кивнул Суховерх с деланным безразличием. — Газы прямо в печку направишь?

— Конечно. Вместе с рудой. Мы несколько видоизменим схему. Теперь, когда у нас есть электродутовая печь, нам нечего цепляться за шпек.

— Он теперь как корове седло, — уточнил Александр Лаврентьевич. — Кому нужен шпек, когда идёт самая настоящая плавка? Похоже на дело.

— Что же остаётся от нашей установки? — растерянно пролепетал Марлен, уяснив смысл преобразований. — Одна идея?

— Разве этого так мало, когда остаётся неприкосновенной идея? — Кондырев, подобно живописцу, сделал шаг назад, чтобы полюбоваться содеянным. — Недурно получается! Как находите?

— Совсем другой подход. — Упрямо цепляясь за старое, Марлен уже понимал, что возврата к нему не будет. Только первоначальный принцип тот же.

— Вот и превосходно! — Василий Львович торжественно снял лист. — Сразу и передадите разработчикам. Надо ж и нам внести свою лепту в общее дело? Как, Марлен Борисович? У нас ведь творческое содружество? Теперь, я полагаю, у вас появятся добавочные стимулы, чтоб окончательно закрепиться на предприятии. Работу на стенде можно будет увязать с планом реконструкции электрометаллургического цеха… Если, конечно, директор не воспротивится.

— Чего ему противиться, Кузьмичу? — шевельнул могучим плечом Суховерх. — Разве он себе враг? — И добавил, любовно тронув усы: — А вы ничего, ребята, соображаете всё-таки. С вами работать можно, если как следует отстегать.

XXXIX

Впервые в жизни Кирилл увидел мираж. За отшлифованными ветром тяжёлыми барханами, поразительно похожими на приплюснутые пирамиды, открылась стеклянная гладь. Ясно различались голые деревья у берега, отражённые в глубине постепенно уходящие сваи и даже причаленные лодки. Призрачное озеро, отчётливо прорисованное в невозмутимой студеной дали, завораживало своей почти осязаемой неизменностью. Как ни петляла между песчаными холмами дорога, оно оставалось на том же месте, не приближаясь и не отступая за горизонт.

— Ты видишь? — обратился Кирилл к Лобсану Дугэрсурэну, насчитав после двух часов пути то же количество свай и лодок.

— Что? — не понял Лобсан, наклоняясь к оконцу.

— Вон там, — нерешительно указал Кирилл на примерещившийся водоём, послушно повторявший повороты машины.

— Так это мираж, — равнодушно взглянув, отвернулся Лобсан.

— Я понимаю, что мираж, но отчего такое поразительное постоянство? Едем-едем, и хоть бы чуточку сместилось.

— Это же не кино! — снисходительно заметил Дугэрсурэн. — Такая атмосфера. Очень сильная рефракция. Особенно здесь, в Чоноин-шорголга. Дорога сплошных миражей.

Как бы в подтверждение его слов, прямо на ходу вынырнул вполне реальный выветренный останец. Шофёр резко свернул — вездеход тряхнуло и повлекло по утрамбованной осыпи к остро накрененным базальтовым плитам, торчащим из-под припорошенного снеговой крупкой песка. Просвет между тёмно-красными с хмурым свинцовым глянцем скалами открылся в самый последний момент. Последовал очередной бросок, и вновь в раме окна возникла прежняя картина.

— Вот дороги я почему-то не приметил! — поморщился Кирилл, потирая ушибленное плечо.

— Тебе и не обязательно. Лишь бы Сандыг видел. А он знает своё дело, можешь не волноваться.

— Я не волнуюсь. Просто ушибся слегка.

— Лучше держись, — Лобсан показал на скобу. — Нам ещё долго кочевать.

Они выехали на одиннадцатую буровую сразу же после митинга, состоявшегося в самом центре.