День определённо не слаживался. Это стало ясно со всей определённостью, когда малоприветливая секретарша сообщила Марлену, что зав. сектором внедоменных процессов Громков застрял у руководства и придётся поэтому обождать. Сколько времени потратил он зря, пока вышел на этого неуловимого Громкова и тот после многочисленных телефонных звонков назвал, наконец, определённый день и час! И вот, пожалуйста…

— Вы не разрешите, так сказать между делом, осмотреть установку? — обратился он к секретарше, промаявшись над уже кем-то почти решённым кроссвордом в “Огоньке”.

— Не знаю, право, — женщина отчуждённо поджала губы. — Алексей Валерьянович ничего не говорил…

— Какая жалость! — Марлен отличался завидной настырностью и славился умением отыскивать подходы к самым неприступным характерам. — А мне так он определённо обещал… Я столько слышал про вашу лабораторию! — пустил он пробный шар.

— Кофе хотите? — она поставила на электроплитку помутневшую от времени термостойкую колбу.

— С превеликим удовольствием… А вас как зовут?

— Марья Матвеевна.

— У вас, Марья Матвеевна, небось нет отбоя от посетителей? Со всего Союза приезжают?.. А кофе, доложу, отменнейший! Не помню, когда и пил последний разок такой.

Робко наметившийся процесс сближения был нарушен явлением Громкова. Стремительно пролетев мимо стеллажей с чертежами и всевозможной технической документацией и не удостоив Ровнина взглядом, он скрылся за дверью, прорезанной в разделявшей помещение перегородке.

Марья Матвеевна неторопливо допила свою чашку, ополоснула её и тоже пропала за фанерной стеной, откуда не долетало ни звука. Марлен остался один на один с геранью и чахлыми бальзаминами на подоконнике. Скользя от скуки глазами по пыльным корешкам, загромождавшим полки, он пытался угадать, где находится переплетённый в коричневый ледерин отчет, который загодя переправил Громкову. Если зав. сектором не удосужился его проглядеть, то сегодняшняя их встреча не даст ничего путного.

От грустных мыслей о бесцельно потраченном времени Ровнина отвлекла Марья Матвеевна.

— Пройдите к Алексею Валерьяновичу, — пригласила она, вновь заняв авансцену.

Громков поднял на вошедшего невыразительные с водянистой голубизной глаза, неопределённым жестом пригласил сесть и тут же уткнулся в лежащие перед ним бумаги. В одной из стопок, придавленной металлической с косым зеркальным шлифом болванкой, Марлен углядел и своё ледериновое сокровище. Он сразу догадался, что болванка имеет непосредственное отношение к делу, которым занимался Громков. Надо будет и им с Ланским переплавить свой порошок в такой вот тяжеловесный слиток, дабы давить потом на психологию вечно занятого начальства. Как там ни верти, а готовая продукция убеждает красноречивее всяких слов, не говоря уже о графиках и формулах, углубляться в которые никто не хочет. Громков выглядел примерно так, как и представлял себе Малик. Сравнительно молодой, но уже какой-то безвозвратный, заматеревший, облачённый в невидимую броню элитарности. В своей фанерной выгородке он восседал, как на троне. Электронный телефон со множеством маленьких кнопок, наручные часы с калькулятором, где кнопочки были вовсе микроскопическими, даже оправа очков — всё наглядно свидетельствовало о личной причастности к самым последним достижениям технической мысли.