Прости, но ты… в твоих глазах счастье — это что-то малосущественное. О, я убеждена, что уже никогда не смогу ощутить его вкуса. Но если потом окажется, что я заблуждалась… если потом… Пойми ты это! (Молчание.)
Алина. Ясно одно: раз этот брак (болезненный жест Мирей) кажется тебе самоубийством — значит, вопрос о нем отпадает раз и навсегда.
Мирей (растерянно). Кто может знать?
Алина. Когда я заметила, что ты, пусть на миг, задумалась о счастье — я сказала себе: да, наверное, вот она, истина.
Мирей. Ты все прикидываешь за других, думаешь за них.
Алина. Мне тогда показалось, что для души, подобной твоей, — души, которую страдание закалило, сделало зрелой…
Мирей. Ты это называешь «зрелой»?
Алина. …«счастье» могло бы быть лишь другим обозначением чего-то иного… скажем, самопожертвования. (Молчание.) Но, возможно, я ошиблась. (Вполголоса.) Ты молода…
Мирей. Я и сама подчас ощущаю что-то похожее… Но только мне хотелось бы быть уверенной, что это не просто… не знаю, как сказать… не просто порыв.
Алина. Ты сомневаешься… Но ты же знаешь: жить — значит отдавать.
Мирей. Достойна ли я того, чтобы утверждать подобное?.. Да, мне случается думать так: но что если это лишь минутная экзальтация? И потом… вообще — вправе ли я?.. Может быть, если бы я не знала, что это… ненадолго, у меня не возникло бы такой мысли. Но в этом случае… (с содроганием) подумай только, какое это предательство! Вычислить развязку… возможно — как знать! — проявлять нетерпение, если она заставит себя ждать… что за ужас!
Алина (обнимая ее). Эти твои мысли — просто химеры, плод воображения; жизнь развеет их.
Мирей. Жизнь!.. Если бы я по крайней мере была уверена, что эта идея действительно моя, что я ее достойна, наконец…
Алина (вполголоса). Я не подозревала в тебе такой глубины… (Мирей внезапно резко отстраняется от нее.)
Мирей. A может быть, я заразилась… И это — вроде эпидемии? (Наступает длительное молчание.)
Входит Октав.
Октав. Ему лучше, он собирается домой. Но, по-моему, было бы очень неосторожно позволить ему возвращаться пешком. Что, автомобиль на месте?
Алина. Ты же знаешь, Ивонна воспользовалась им для поездки в Вильнёв.
Мирей. Кроме того… прежде чем Андре уйдет… мне нужно сказать ему несколько слов. (Выходит в сад.)
Октав. Это еще что?.. Я требую объяснения. Что здесь произошло? Неужели… Но, какого дьявола! Для этого в ней слишком много нравственного здоровья, здравого смысла… Алина!
Алина. Не могу тебе ничего ответить, это не моя тайна.
Октав. Теперь мне все ясно; но я этого не допущу, нет, нет и нет! (Идет к двери.)
Алина (очень спокойно). Одумайся, Октав.
Октав. Что такое?
Алина. Ты явно не отдаешь себе отчета в том, насколько ревниво Мирей относится к своей независимости.
Октав. И что?
Алина. Достаточно одного неосторожного слова, чтобы ускорить событие, которого ты опасаешься.
Октав. Так она еще не решила?
Алина. Не знаю.
Октав. Это уловка, чтобы заткнуть мне рот!
Алина. Уловка!.. Но, в конце концов, за кого ты меня принимаешь!
Октав. Я не дам тебе этого сделать!
Алина. Ты что, хочешь сказать…
Октав. Ты ее поработила. Да, связала по рукам и ногам.
Алина. Если бы она тебя слышала!
Октав. Она это смутно понимает. Берусь открыть ей глаза.
Алина. Вряд ли она поблагодарит тебя за это. И потом… это неправда. Никто не уважает чужую свободу так, как я.
Октав. Ну, это уже верх всего! …Нет, ты это серьезно, скажи?!
Алина. |