Тревог у Захарии было предостаточно, но ни одну из них нельзя было подержать в руках. Но он вспомнил, как его бабушка говорила, что старым богам можно принести в жертву хотя бы цветок, если этот дар идет от чистого сердца. Он видел столько странного на своем пути. Может, сейчас нужно просто забыть о том, что было?

Он вытащил из-под рубахи деревянный Круг Единства, который когда-то давно вырезал для него отец. Потом снял его с шеи и взвесил на ладони.

— Я повидал такое, о чем никогда и не догадывался. И я пойду по пути правды, а не догмы, я не стану больше слепцом, который свято следует традиции, не отступая ни на шаг.

Он бросил Круг в воду, и тот почти сразу пошел ко дну, потянув за собой и шнурок. Вода была прозрачной, но почему-то Захария больше не видел ни Круга, ни ленты.

— Пойдем, — сказала Канси-а-лари.

Захария взял лошадь под уздцы и пошел за Канси-а-лари через арку. Каменные львы казались живыми, Захария даже подумал, что они могут броситься на него, и от этих огромных когтей нет спасения. Но, разумеется, это была только игра воображения. Тропа свернула направо, и они стали спускаться.

Через несколько шагов у него закружилась голова. Он задумался: ведь раньше, когда тропа поворачивала направо, они оказались на площади, разве нет? Как они могут спускаться по той же самой дороге? Можно было подумать, что тропа ведет их вперед, а не назад, словно они направляются к какому-то неизвестному месту, а не туда, откуда пришли.

Он вздрогнул. Казалось, что по коже бегают тысячи муравьев, Захария едва переставлял ноги. Только равномерный цокот копыт да уверенная поступь Канси-а-лари заставляли его идти дальше. Сначала он почти ничего не видел, но вдруг впереди засиял яркий, бело-голубой свет, и Захария устремился к нему, не обращая внимания на предостерегающий шепот Канси-а-лари.

— Бабушка! — воскликнул он и рванулся вперед. Канси-а-лари оттолкнула его, из ворот вырвался сноп такого яркого света, что лицо Захарии словно опалило огнем. Ему показалось, что из ворот метнулась рука и схватила его, он закричал, вырвался и отшатнулся в сторону. Канси-а-лари подхватила его и отвела на безопасное расстояние.

Он упал на колени, а лошадь наклонилась над ним и обнюхала его спину. Захария чувствовал запах собственной опаленной кожи.

— Пойдем, — сказала Канси-а-лари, и он услышал страх в ее голосе, хотя никогда раньше он не замечал за ней ничего подобного. — Грань между мирами становится все тоньше. Нам надо спешить.

Идти было трудно. И хотя горящие врата остались позади, Захария боялся оглянуться. Что если огнекрылые ангелы идут за ним? Если они дотронутся до него, он сгорит дотла. Канси-а-лари решительно шагала вперед. Похоже, она действительно отбросила все сомнения и тревоги, оставив их в воде. А он?

— Белый Охотник, — выдохнул он, вцепившись в поводья, лошадь шла рядом, флегматично подергивая ухом. — Дай мне силы! Поделись со мной своим могуществом!

Сейчас день или уже настала ночь? Это порыв ветра или дыхание луны? Боль стихла. Тропа неуклонно спускалась вниз.

Канси-а-лари ушла далеко вперед и уже проходила через малахитовые врата, когда он только заметил их. Может, она снова разговаривает с голосом, который называл ее «сестрой»? Захария приободрился, может, он тоже сумел отбросить тревоги? Защитят его древние боги или нет, но он не боялся этих ворот, чей цвет напоминал ему весенние луга в краях, где он родился.