Изменить размер шрифта - +

— А почему мама им не напомнила?

— Мама умерла этой ночью.

Понурив голову, девочка пошла туда, где лежала умершая мать. Никто ничем не мог ей помочь. Если бы кто-то и взял на себя заботы о сироте, бедняжку тут же лишили бы покровителя и отправили в крепость, отдав на потребу наемным ратникам.

— Новых заключенных привели, — сообщил писец.

Тяжелая деревянная дверь, ведущая на тюремный двор, со скрипом отворилась.

Огромная женщина со здоровенной палкой в мускулистых руках подгоняла ударами стариков, едва-едва передвигавших ноги.

Получив удар по голове, один из них упал с раскроенным черепом, остальные невольно быстрее засеменили ногами, надеясь избежать палки. Но разве палачи-гиксосы кого-нибудь пощадят?

И вот новенькие стоят на тюремном дворе. Добрались сюда только самые крепкие и теперь, втянув голову в плечи, не веря, что остались в живых, оглядываются вокруг, ожидая новых пыток. Но мучители пока не трогают их, довольствуясь глумливым хохотом.

— Милости просим в Шарухен, — прокричала госпожа Аберия. — Уж здесь-то вас научат слушаться. — Она тоже огляделась и с еще большей злобой заорала: — Развели свинарник! Ну-ка, те, что еще шевелятся, за работу! Убрать покойников!

В устах женщины-гиксоски упоминание о свинарнике звучало особенно оскорбительно, ведь, как известно, гиксосы в рот не брали свинины. Голенастый и писец поспешили выполнить приказание — госпожа Аберия любила, когда узники выказывали рвение. Нерадивость при выполнении распоряжений каралась пытками.

Они принялись голыми руками разгребать песок, готовя яму, и, не заботясь уже ни о каких ритуалах, засыпали им мертвецов. Голенастый про себя мысленно молился богине Хатхор, самой прекрасной из коров, какие только существуют на свете, той, что принимает в свое лоно души праведных.

— Завтра новолуние, — произнесла Аберия с жестокой улыбкой, обернувшись с тюремного порога, и исчезла за тяжелой дверью.

Один из новичков, добравшихся до Шарухена, приблизился к Голенастому.

— Можно поговорить с тобой?

— Теперь, когда она за воротами, можно.

— Какое дело демонице до луны?

— Каждый раз в новолуние она выбирает узника и медленно его душит на глазах у всех остальных.

Сгорбившись, старик уселся между заключенными 1790 и 2501.

— Что это за числа у вас на руках?

— Клейма каторжников, — объяснил писец. — Завтра и у тебя с товарищами они появятся.

— Что ж, выходит, они отправили на каторгу больше двух тысяч человек?

— Много больше, — вздохнул Голенастый. — Страшно подумать, сколько несчастных умерли по дороге, скончались от пыток…

Старик сжал кулаки.

— Главное — не терять надежды, — внезапно с неожиданной силой произнес он.

— Почему это? — с недоумением спросил писец.

— Потому что гиксосы с каждым днем теряют уверенность в себе. В городах Дельты, в Мемфисе поднимают голову их противники.

— Доносчики и соглядатаи быстро с ними расправятся.

— Поверьте, и у тех и у других с каждым днем прибывает работы.

— Соглядатаев столько, что от них никому не сбежать.

— Я убил одного собственными руками за то, что он донес на женщину, вырвавшуюся из рук похотливого стражника-гиксоса. Он был молод и крепок, но у меня достало сил справиться с бесстыжим чудовищем, и я нисколько об этом не жалею. Мало-помалу до людей начинает доходить, что, как только они склоняют голову, их волокут на бойню. Владыка гиксосов хочет одного: уничтожить всех египтян и заменить их своими соплеменниками.

Быстрый переход