Это было так неожиданно, словно напротив нее вдруг оказался совсем другой человек. Элизабет заморгала.

— Я… ну, да… я…

— Согласитесь, нам потребуется некоторое время — после того как вы передадите мне письмо, — некоторое время для расследования?

Такой поворот застиг Элизабет врасплох. Она, должно быть, ошиблась в этой женщине.

— Ну да, конечно… — В ее голосе зазвучала надежда.

— Спасибо вам за помощь, Элизабет. Вы понимаете, мы строго следим, чтобы наши исследователи не нарушали правила, поэтому все, что имеет к этому отношение, мы воспринимаем очень серьезно. Разумеется, доктор Севилл очень уважаемый ученый, но ваши обвинения тоже заслуживают внимания. — Новак подалась вперед, понизила голос. — Поскольку доктор Севилл — член нашего Совета, я не буду вводить в курс дела персонал. Я сама разберусь в этом вопросе. Постарайтесь написать письмо как можно скорее, и я позвоню вам, когда что-нибудь выясню. Хорошо?

Элизабет встала.

— Да, спасибо, это будет замечательно. Я принесу вам письмо сегодня в обед. Большое спасибо за то, что приняли меня, и за вашу помощь.

Новак поднялась и проводила ее до двери. Запах розовых духов был так силен, что Элизабет почти тошнило, но теперь она почти не обращала на него внимания.

— Вы поступили правильно, что обратились именно сюда, — продолжила Новак, — если у вас будут еще какие-нибудь жалобы, вы всегда можете прийти или позвонить мне, в любое время. Я скажу Лидии, чтобы она дала вам мой прямой номер, договорились?

— Конечно.

Элизабет запнулась, потрясенная неожиданным доверием со стороны этой женщины.

— Это здорово. Спасибо вам…

— Не за что, Элизабет. Я займусь этим делом, как только получу от вас письменное заявление.

Элизабет покинула офис и очутилась в белом прямоугольнике внутреннего двора, где даже бетон плавился под лучами послеполуденного солнца. Она была ошеломлена — Новак заинтересовалась. Она нашла возможного союзника, и довольно сильного. По дороге к машине Элизабет улыбалась сама себе.

глава 5

Дамиан был собакой стойкой и выносливой, но все же находился на грани безумия. Даже просто запереть в клетку молодого питбуля, лишив его возможности трудиться, необходимой для поддержания духа и тела в порядке, было жестоко. Но с ним и обращались крайне жестоко — его просто использовали как инструмент, как лабораторное оборудование, бесстрастно и равнодушно. Исследования, в которых принимал участие Дамиан, касались в основном простейших аспектов поведения. Ученых интересовали биохимические реакции организма на стресс. В этих условиях настоящий Дамиан, крепкий полосатый питбуль, обладающий чувством юмора, терпением, глубиной и мужеством, практически перестал существовать.

Здесь манипулировали поведением животных, наблюдали, сравнивали, описывали и публиковали результаты. Люди с воображением легко получали денежные гранты на подобные исследования — нужно было только придумать новый, неожиданный проект. Хорошо организованные базовые исследования обеспечивали приличную жизнь. Это был удобный мир — для ученых. Для Дамиана жизнь была далеко не так хороша. Он жил в мире, построенном на принципах несвободы и безумия. Он не мог больше полагаться даже на такую простую вещь, как пол клетки, который здесь был его злейшим врагом, постоянно атаковал его, и он ничего не мог с этим поделать. Он мог укусить или ударить пол — он так и поступал, — но это ни к чему не приводило. Мог кричать или подпрыгивать, скулить в ужасе и замешательстве — он так и делал, — но это ничего не меняло. Мог впадать в безумие и рычать, биться о прутья двери — и это он пробовал, — но только ломал себе зубы.