У нас больше нечего есть. Он умирает уже много-много дней. Это началось еще перед снегом. — Она показала наверх.
Только теперь я смог рассмотреть подъем в расщелине скалы. Подобных пещер было множество в этой местности — было вполне понятно, почему ее облюбовали изгнанники. Перед одной из них было установлено некое подобие распятия с выдолбленным перед ним углублением, в которое путешественники могли складывать продовольствие и деньги, или каким-либо другим способом помогать затворникам.
— Ты уже давно с отшельником? — спросил я ее. Теперь я мог опустить пистолеты. Было ясно, что она не лгала. Только Седенко все еще не был убежден.
— С самого детства, господин. Он заботился обо мне с тех пор, как мой брат, моя мать и отец были убиты Орлами, господин…
— Ну а теперь, — распорядился я, — веди нас к умирающему отшельнику.
Седенко вмешался.
— Это может быть ваш Гроот, капитан?
— Думаю, нет. Но он может что-то знать о нем. По моим сведениям, многие из этих затворников объединяются, чтобы легче жилось.
Вслед за девчонкой мы вскарабкались по покрытой снегом скале наверх, пока не достигли пещеры. Ужасное зловоние ударило нам в ноздри, и пришлось зажать рукой рот и нос, чтобы ослабить его.
Девчонка промчалась в дальний конец пещеры. Там кто-то был.
Седенко оставался снаружи и был настороже. Я и не думал о том, чтобы его подозвать.
Изможденное, исхудалое лицо показалось из-под кучи тряпок, и тусклые глаза уставились на меня. Уже сам звук его движений и взгляд производили впечатление, но самым поразительным была улыбка на этом лице. Такое выражение лица мне приходилось видеть и раньше. Если люди улыбались мне подобным образом больше чем однажды, я их убивал, обосновывая это тем, что улыбка такого рода на губах переходит в хохот во все горло.
— Приветствую тебя, святой человек, — сказал я. — Ваша служанка сообщила нам, что вы в плохом состоянии.
— Она преувеличила, господин. У меня легкое недомогание, только и всего. Что значат мои страдания по сравнению с мучениями господина нашего, Иисуса Христа, которому мы все должны подражать и следовать? Эти страдания приближают к Небу.
— Ага, уже чувствуется небесный запах, верно? — оживился я. — Мое имя Ульрих фон Бек, и я здесь, потому что ищу Святой Грааль.
Я знал, что это должно произвести впечатление. Пораженный, откинулся на свои тряпки.
— Грааль? Грааль? Ах, господин, Грааль мог бы меня освятить.
— И всех остальных, болеющих и лежащих на смертном одре, — подтвердил я. — Но все же я еще не отыскал его.
— Но вы уже близки к цели? — поинтересовался он.
— Этого я не знаю. — Я придвинулся ближе. — Мне хотелось бы предложить вам чего-нибудь перекусить. Седенко! — позвал я своего спутника. — Приготовь еду для обоих!
Несколько неохотно Седенко приблизился к нам.
— Для меня большая честь быть в обществе того, кто настолько свят, — сказал отшельник.
— Но вы все же более святы, чем я, — возразил я.
— Нет, господин. Вы немного более святы, чем я, вне всяких сомнений. Иначе как же вы сможете достигнуть того, что стремитесь найти?
— О нет, господин затворник, я убежден, что ваши страдания превосходят мои во много сотен раз.
— В это я не могу поверить. Но смотрите! — Он поднял руку. По ней двигалось что-то похожее на блоху.
— Что я должен увидеть? — спросил я.
— Моих друзей, господин рыцарь, созданий, которых я люблю больше, чем самого себя. |