Это были не только слова… за ними последовали ласки — щедрые, ненасытные. Ему хватило сил доказать ей свою любовь и в полной мере насладиться близостью. Откуда, черт побери, что берется? Он не знал.

Подобно всем любовникам, они порою испытывали страстное желание побыть наедине друг с другом. И поэтому после счастливого спасения они на несколько недель совершенно исчезли из поля зрения своих друзей, предпочитая рано обедать и рано уходить в спальню, чтобы не терять времени даром. Даже не любовались луной, как это исстари принято делать в Провансе, коротая так долгие вечера. Блэнфорд ревновал Констанс, правда, не столько саму по себе, сколько к ее друзьям. И это все сразу приметил принц с его египетской обостренной интуицией.

— Наконец-то свершилось, — сказал он, довольно и удивленно фыркнув. — Я напишу принцессе, что ее худшие опасения подтвердились! Призрак любви побеспокоил старого благочестивого холостяка. Я прав, Констанс?

Однако она так глубоко погрузилась в свои роскошные, великолепные ощущения, что добродушное подшучивание принца не могло вывести ее из этого состояния.

— Она порадуется, — отозвалась она. — Принцесса всегда благоволила к Обри и жалела, что он одинок.

Принц и сам очень радовался и уже начал мысленно сочинять письмо. Один лорд Гален ничего не замечал и даже расстроился, когда Принц сказал, что не заметить это невозможно.

— Мне никто ничего не говорит, — обиженно вздохнув, произнес он, — но, думаю, это Благословение Свыше. Вы ведь так считаете?

— Конечно, считаю, — проговорил его высочество своим резковатым голосом, тоном, не допускающим сомнений. Однако он стал относиться к этому с гораздо меньшим энтузиазмом, когда новоявленные любовники исчезли на несколько недель. Поговаривали, будто они тайно сбежали в Италию.

Принц не терпел одиночества и жить не мог без привычной ежедневной порции придворных сплетен, он скучал по ним сильнее всех. Дальше — больше, как бы пополняя список неожиданностей, Констанс решила, что забеременела. Это заставило их задуматься о будущем, пересмотреть привычные представления о жизни и привычный уклад. Это были приятные переживания. Ни он, ни она и помыслить не могли, что такое возможно, хотя и не предпринимали ничего, чтобы этого избежать. Блэнфорд был и счастлив, и напуган, и уже начал беспокоиться, что из него получится не лучший отец и муж.

— По-твоему, мужчина годен лишь на то, чтобы зевать и листать справочник с христианскими именами? Неужели ты не можешь поручить мне что-нибудь более полезное?

Но Констанс лишь умиляли его бестолковость и эти приступы энтузиазма. В глубине души она понимала, что подобные крупные перемены могут оказать на него самое благотворное действие!

— Хватит! — завопил Блэнфорд. — Ради всего святого, хватит!

Как только установилась летняя погода, начали действовать вновь созданные трибуналы, которые рассматривали военные преступления, и вскоре должно было решиться, виноват Смиргел или не виноват. Пока все еще было, как в тумане — сплошные предположения и ложные свидетельства. Шел поиск героев и козлов отпущения. Двое консультантов по правовым вопросам были на стороне Смиргела, так как принц подыскал им местечки в компании, занимавшейся сокровищами, и обещал некую долю от найденных Ценностей. Он так ловко все провернул, что можно было подумать, будто немец достоин по меньшей мере британского ордена за отличную боевую службу или французского военного креста. Надо ли удивляться, что его дело развалилось из-за «отсутствия доказательств». Тем временем суды охотно публиковали данные о погибших и пострадавших, и было очевидно, что нацисты нанесли огромный урон Провансу. Из шестисот тысяч человек, угнанных в Германию, не вернулись шестьдесят тысяч, пятнадцать тысяч человек были расстреляны или обезглавлены, шестьдесят тысяч заболели туберкулезом… Но решение трибунала относительно Смиргела было, тем не менее, вполне лояльным, оно звучало, как музыка, для ушей лорда Галена, ибо теперь ничто не мешало приступить к поиску сокровищ.