Сеси в искусстве ничего не понимает. Альберт Дере — дело другое. Он бывал и за границей, на престижных выставках, аукционах, следит за тенденциями в современном искусстве, за тем, что хорошо продается. Она решилась.
— Пойдем.
И Дере был допущен в святая святых — в ее мастерскую. Она кивнула на неоконченную скульптуру: смотри. Он долго молчал. Это ее насторожило. Если бы Дере начал ругать ее работу, это было бы логично. И она бы успокоилась. Но он молчал.
— Ну, что скажешь? — не выдержала она.
— Тебе надо успокоиться.
— То есть?
— Я понимаю: тебя переполняют чувства. Когда мы с тобой поженились, было что-то подобное. Ты захлебываешься. Теряешь форму, Дуся. А ведь ты за нее так боролась! Но это уже не неоклассицизм. Это — кич! И ты опять промахнулась с руками.
— Убирайся вон!
— Не нервничай, — сказал теперь уже он.
— Вон, я сказала!
— Разве я в этом виноват? В том, что у тебя не получается? Это влюбленность тебе мешает. Ты ослеплена. Заметь: я не сказал «любовь». Любовью здесь и не пахнет. Ну хорошо. Хочешь — ставь в московском сквере это. Наплевать. Только одень его. Создай видимость благопристойности. Найдутся почитатели. Юноша и в самом деле красив. Я тебя понимаю… А о нем ты подумала? Что будет, когда все закончится? Когда скульптура будет готова?
— Я выйду за него замуж.
— Ты спятила!
— Ничуть. Я уже всем об этом сказала.
— Кому это «всем»? — оторопел Дере.
— Соседям. Весь поселок знает. Придут журналисты — я и им скажу.
— Дура!
— Счетовод!
— Никакого развода ты не получишь!
— А мы посмотрим!
— Да я тебя…
— Сеси!
Он влетел в мастерскую.
— Что такое?
— Альберт Валерианович уходит. Проводи его.
— Это мой дом! — заорал Дере. — Если захочу, я останусь!
— Дом мой, — возразила она. — Захочу — и квартира будет моя! И деньги мои!
— Размечталась! Да пусти ты меня! Щенок!
Дере попытался оттолкнуть ее любовника. Он был шире в плечах и тяжелее — но Сеси выше ростом, спортивнее, моложе и проворнее. Завязалась небольшая драка. В конце концов Сеси заломил Альберту Валериановичу руку и повел его к дверям. Дере ругался. В ее адрес сыпались проклятия.
А на следующий день нагрянули журналисты. Она давно их ждала. Лето летом, а сплетни желтой прессе нужны постоянно. Чтобы огонь пылал, в топку надо постоянно подбрасывать дрова. Полено по имени Маргарита Мун с марта месяца в деле, но, как оказалось, и до половины не сгорело. Только-только закончили с Лимбо — а она живые картины приготовила! А натура какова? Замелькали вспышки.
Сеси сначала растерялся от такого внимания, а потом вошел во вкус. Начал объяснять, где они познакомились и как собираются жить дальше. О скульптуре, которую лепит с него великая Маргарита Мун. В конце концов она велела:
— Заткнись!
И затолкала его в дом. Им удалось сделать несколько снимков и получить заявление двадцатилетнего юнца, что он собирается прописаться в ее особняке. И что скоро свадьба. Она задернула шторы и мысленно сказала себе в утешение: ничего, привыкнут. Неделя — и скандал утихнет.
На следующий день они с Сеси были на первых полосах газет.
— А я фотогеничен, — счастливо улыбнулся он, рассматривая фотографии.
Заголовки были впечатляющие. «За натуру платят натурой?» «Новая любовь Маргариты Мун -это надолго?» «Замуж за натурщика!» «Постигнет ли Сеси судьба Лимбо?»
— Твою мать! — с чувством сказала она. |