– Точно-точно, – поддержал моего хозяина Жомов. – И радуйся, что так все получилось, иначе жениться бы пришлось. А этого я и врагу не посоветую, – Ваня вдруг испуганно посмотрел по сторонам. – Только Ленке моей этого не передавайте!..

Попов несчастными глазами обвел своих друзей, безмолвно спрашивая о том, есть ли хоть малейший шанс вернуть любимую. И, нарвавшись на четыре ледяных глаза, отрицающих любую надежду на благополучный исход, горестно вздохнул, следом осушив залпом стакан водки. В тот вечер Попов напился быстрее всех и свалился под стол еще до того, как кончилась водка. Друзьям пришлось тащить его домой на себе, а любовь Андрюшина тогда же приказала долго жить. По крайней мере, Попов о ней больше не заикался. Правда, даром для него такая трагедия не прошла. Андрей замкнулся в себе, целыми днями торчал в лаборатории и даже не поехал на Первое мая вместе со всем отделом в лес. Ужас! Халявную попойку пропустил. Никогда бы не подумал, что нормальный мент на такое способен…

Впрочем, какой он нормальный? После того как Андрюша в любви разуверился, его узнать невозможно стало. Ходил мрачнее тучи. Иногда даже с Кобелевым здороваться забывал. Да и остальные из нашей компании не лучше сделались. Жомов в последнюю неделю даже по улицам ходить бояться начал… Чего не верите-то? Да чтоб мне хвост купировали, своими ушами слышал, как он Рабиновичу говорил: «Блин, Сеня, я уже по улицам ходить боюсь. До того все опостылело, что, если какая-нибудь морда гражданская не так на меня посмотрит, убью на фиг. А потом посадят и не посмотрят, что я омоновец. Что делать? Может, тестя попросить, чтобы на своей машине меня до отдела довозил? Так тут ведь и литром в месяц не обойдешься!..»

Ну а на Рабиновича моего посмотрите! Где это видано – на дворе май, самая лучшая пора для человеческих случек, а он из дома свой длинный нос не высовывает?! Ну ни на что реагировать не хочет. Вон и телефон уже третий раз звонит, а Рабинович даже головы не повернул.

Пришлось гавкнуть несколько раз, чтобы его в чувство привести. Мой Сеня встрепенулся, словно догиня, когда с нее мопс слез. Дескать, разве что-то произошло? Ну, извини, я и не заметила! Я еще раз гавкнул, призывая хозяина к порядку, и он наконец-то сообразил, что нужно снять трубку. А пока он шел к телефону, я навострил уши.

– Да, – буркнул Сеня. – Нет, не звонил… А я почем знаю? Я тебе не меняла на одесском рынке… Говорю, что не знаю… Хочешь, сейчас у Мурзика спрошу… Хрен с вами, приходите… Ну а куда я денусь? – трубка клацнула о рычаг.

Вот и все, что я услышал. Впрочем, и этого было вполне достаточно, чтобы понять – у нас будут гости. Можно, конечно, предположить, что это Сенины дядя Изя и тетя Соня с набором походных алюминиевых тарелок к нам решили из Одессы наведаться, но это было бы фантастикой. Судя по тому, как мой дорогой хозяин со своим собеседником общался, гостями сегодня будут Попов с Жомовым, и Рабинович тут же подтвердил мое предположение.

– Закуску им приготовь, – недовольно пробурчал он, все же направляясь на кухню. – Нашли себе общественную столовую для малоимущих. Можно подумать, мне по сто баксов каждый день дают…

Эка вспомнил! Да с того момента, как моему хозяину психиатр сто долларов за «ложный вызов» в карман запихал, уже семь месяцев прошло, а Сеня до сих пор простить себе не может, что этот стольник пришлось на три части делить.