— Ну а во время сопровождения?

— Бесполезно, бородачи держат всю внешнюю охрану под прицелом.

— Ничего, Феликс, теперь мы вместе — найдем способ. Ну все, мне пора, чертовски рад был тебя видеть.

— Взаимно, Витя. До понедельника. И еще позаботься о Быке, его сегодня переведут в рабы. Не думаю, что ему стоит жить.

Наступило воскресенье — обычный день — солнечный и жаркий. С раннего утра чувствовалась атмосфера неестественного для этих мест оживления. Обычно тихий и малолюдный аул гудел, как растревоженный улей. Со всех сторон к плато над пропастью на северной окраине тянулись многочисленные семейства местных жителей. Довольно стройной колонной подтягивались из своего поселения невольники, сопровождаемые надзирателями. Это движение предвещало необычное и, судя по выражению большинства лиц, мрачное зрелище. Люди стекались на казнь.

Плато постепенно заполнилось. Местные жители и невольники встали по разные стороны.

Все были в ожидании неминуемой развязки нашумевшего события.

Наконец появилась сначала внешняя охрана, затем и сам Хасан в кольце неизменных телохранителей. Следом, держа приговоренного за руки, следовали крепкие бритоголовые бородачи, одним из которых был постоянный страж погреба.

Наступила гробовая тишина, лишь приглушенные пылью шаги обозначали движение. Группа главных действующих лиц вышла на середину плато. Приговоренного подвели к самому обрыву, продолжая крепко держать. Хасан молча обвел суровым взглядом всех стоящих и начал свою речь:

— Люди! Вы собрались здесь, чтобы увидеть, как Аллах карает тех, кто поднимает руку на своего хозяина. Преступлению негодяя нет оправдания. Судьбою и волею всевышнего ему была уготовлена участь раба, потому что всей своей прежней жизнью он иного не заслужил. Беглый убийца, он был скрыт от правосудия, ему обеспечили условия, которых он достоин, но главное — ему сохранили жизнь и вместе с жизнью дали право работать, чтобы трудом своим заслужить более достойное положение в нашем сообществе. Ибо никому не закрыт путь продвижения наверх через добросовестный самоотверженный труд. И чем же ответил этот мерзавец? Он пытался убить своего спасителя. Так что же он заслуживает после этого? Я к вам обращаюсь, люди!

Присутствующие молчали.

— Ничего, кроме смерти, и он умрет у вас на глазах — такова воля Аллаха и моя воля!

В это время Хасану поднесли длинную трость. Бородачи заломили руки несчастного назад, сцепили наручниками и, надев на голову черный мешок, отошли от него. Хасан вплотную подошел к жертве и со словами: «Аллах лишил тебя рассудка, я лишаю тебя жизни», длинной тростью столкнул приговоренного в пропасть. Истошный вопль, прерываемый глухими ударами тела о скалу, пронесся над ущельем, повторяясь уходящим далеко в горы эхом, и через некоторое время стих навсегда.

Феликс незаметно выбрался из толпы и поспешил к себе на квартиру. Злость, неописуемое желание что-либо предпринимать и одновременно ясное осознание, что ничего предпринять нельзя, душили его.

В этот день он так и остался дома, чтобы на следующее утро, приведя себя в порядок, продолжить исполнение своих прямых обязанностей. Придя в точно назначенное им время и приняв рапорт, Феликс выбрал из числа невольников троих, включая Виктора, и приказал им остаться на месте для проведения собеседования. Остальных распорядился развести по рабочим местам. Когда рабы, разделившись на два потока, покинули территорию поселения, Феликс уединился с Кротом.

— Привет, рад тебя видеть.

— Здравствуй, здравствуй. Как тебе казнь?

— Я готов был порвать этого ублюдка Хасана. Но хочу спросить о другом: мне непонятно, если Хасан не простая фигура в наркомафии и здесь находится одно из гнездышек этих орлов, то почему не видно, как проходят грузы, а они должны проходить, но ничего подобного я не замечал.