— Неужели миллион? — спросил он.

— Да, если не больше! Он не то, что мы с тобой, Ортебиз. Мы все еще настолько глупы, что золото течет у нас между пальцами, как песок. Мы не отказывали себе в удовольствиях и капризах, а он все копил и копил!

— Ну, что ж, если он создан без желудка, без темперамента и без страстей…

— Это он-то?! Да он развратничает больше нас с тобой, вместе взятых, да-да! Пока, например, мы с тобой кутили, он за это время брал в свою пользу больше двадцати на сто! Сосчитай, сколько ему перепадет таким образом за год…

— За год? Ты меня утомляешь. Знаешь, я плохой математик. Полагаю, тысяч до сорока наберется…

— Ну, а теперь умножь эту сумму на двадцать лет, в течение которых он пребывал с нами в компании.

Но арифметика всегда была камнем преткновения для доктора; впрочем, чтобы доставить удовольствие другу, он попытался сложить…

— Сорок и сорок, — начал он рассчитывать с помощью пальцев, — это восемьдесят, затем еще сорок…

— В целом составит восемьсот тысяч франков, — подсказал ему Маскаро, — теперь клади на мою долю столько же — и выйдет, что мы миллион шестьсот тысяч франков пропустили мимо своего носа!

— Ужасно!

— Еще бы не ужасно! Теперь ты видишь, что Катен не может не быть богатым. Вот почему я его начал избегать: у нас отныне разные интересы. Он, пожалуй, не прочь по-прежнему получать свою долю, но рисковать он уже больше не желает. Вот уже два года, как он не предоставил нам ни одного дела. С тех пор, как он нажил деньги, ему везде чудятся опасности, и все его советы, как отрыжка сытых обедов.

— Но изменить нам он все-таки, надеюсь, не способен. Маскаро не ответил, продолжая размышлять.

— Да, пожалуй, ты прав, — ответил он, помолчав, — есть вещи, в силу которых он должен нас бояться. Он знает, что если один из нас сорвется, сорвутся и остальные двое. В этом наша гарантия, что он не предаст. Знаешь ли, какую штуку загнул он мне, когда мы в последний раз виделись? Он сказал, что пора нам закрыть свою лавочку и заняться чем-нибудь другим! Будто для нас, как и для него, успевшего набить карманы, могут существовать какие-то другие занятия! Для нас, для нищих! Ну, назови, Ортебиз, сумму своего капитала!

Достойный врач со смехом вытащил из кармана свое портмоне и начал считать…

— Триста двадцать семь франков, — весело произнес он, — а у тебя?

Но Маскаро не счел нужным прибегать к тому же способу доказательств, он ответил с кислой миной:

— Ну, я немногим дальше тебя уехал…

При этом тяжело вздохнул и как бы в наставление себе прибавил:

— А у меня, брат, есть еще так называемые "священные обязанности", от которых ты вполне свободен.

Доктор обернулся к своему приятелю, лицо его, чуть ли не впервые в жизни, омрачилось тенью заботы.

— Ах, черт возьми, — произнес он огорченно, — а я ведь думал, что ты миллионер и хотел даже у тебя занять несколько тысяч, в которых весьма нуждаюсь…

Волнение ученого врача весьма позабавило Маскаро.

— Успокойся, — насмешливо сказал он, — я могу их дать тебе… Всегда необходимо иметь в кассе семь или восемь тысяч.

Доктор вздохнул свободнее.

— Но это все, что мы имеем, весь наличный капитал нашей ассоциации, плод стольких усилий, трудов и многолетнего риска…

— Да, и нам уже не по двадцать лет…

В знак согласия Маскаро снова надел очки.

— Стареем, стареем, дружище, — продолжал он в том же печальном тоне. — Нам нужно дельце позначительнее.