— Да придете ли вы наконец? — крикнула Роза, топая ножкой.

— Сию минуту, — отвечал Ганделю, поспешно взбегая по лестнице и увлекая за собой Андре.

— Твердый характер, не правда ли, — успел он еще шепнуть Андре с тем же таинственно-вульгарным видом.

Пройдя в комнату, Роза мгновенно сбросила верхнюю одежду и схватив Андре за руку, повела его по квартире, показывая ему свои апартаменты.

Бедный художник вынужден был обозревать и хвалить все это нелепое нагромождение мебели, золота, лазури, подобранное самым нелепым образом. Причем, от него требовали, чтобы он по достоинству оценил толщину и богатство тканей, стоимость всего этого бедлама и вкус, с которым он создавался.

Впереди шествовал "гусь" с торжествующим, полным счастья лицом, указывая на все предметы и называя их цену.

Причем Розе не приходило в голову, что все это — цена ее позора, ее доброго имени, которое куплено этим шутом.

В это время послышался шум в зале.

— А вот и наши гости, — воскликнул "гусь", окончательно пришел в восторг и побежал в зал.

Роза и Андре остались одни.

— Как видите, я решилась оставить Поля, — заметила она, переходя от веселого тона к несколько грустному. — Ему не всегда хватало даже на хлеб, к тому же он стал мне надоедать…

— Ему не на что купить хлеба? — удивился Андре, — как же так, два часа назад он был у меня и хвастал, что получил место на двенадцать тысяч франков в год!

— Скажите лучше — на двенадцать тысяч лжи и пустяков, — со смехом бросила Роза, — все, что он умеет, это занимать деньги подчас даже у незнакомых людей!

При этом она сделала знак Андре, что ей еще много чего надо рассказать ему, но не сейчас.

В это время сияющий Ганделю вел гостей, которые явно были достойны тех, кто их принимал.

Едва только Андре успел себя поздравить с приобретением столь "приятного" знакомства, как в дверях показался огромного роста лакей в перчатках и белом жилете и громогласно объявил:

— Кушать подано!

Когда у Маскаро спрашивали, что нужно для успешного выполнения его замыслов, он отвечал:

— Быть достаточно деятельным и обладать огромной энергией.

У Маскаро было одно прекрасное правило: раз приняв решение, он следовал ему всю жизнь.

На следующий день, после посещения графа Мюсидана, в семь утра Маскаро уже был за письменным столом и занимался работой.

Первая комната агентства уже была заполнена людьми; но выслушивать их должен был достойный Бомаршеф. Если оказывалось что-нибудь очень важное, он препровождал такого клиента к шефу.

Таким образом, совершенно не вникая в шум и сутолоку первого помещения, Маскаро полностью сосредоточил свои мысли на новом агенте — Поле Виолене, который должен был сыграть довольно важную роль.

— Какова игра! — мысленно восклицал он, — сколько риска и какие громадные результаты, если все удастся! И только в моих руках соединены нити стольких судеб!…

Перевернув страницу, которую он только что дописал, Маскаро продолжал:

— Конечно, я могу сорваться и тогда… Этот болван Мюсидан вообразил, что я могу не знать законов своей страны! Глупец! Он не понимает, что для меня Кодекс то же, что "Отче наш"! Том третий, статья триста четвертая — да, Маскаро, тебе давно грозит каторга, не говоря уже о триста пятой статье, где прямо сказано — "пожизненная"…

Видимо, последняя мысль прозвучала слишком уж явно, так как он вздрогнул и даже закрыл глаза руками. Но это длилось одно мгновение. Улыбка вновь заиграла на его лице, Маскаро опять углубился в свои мысли.