Глаза Марти опять были на мокром месте, и Зои чувствовала себя растерянно.

– Ты ей завидовала? – спросила она. – Так все было?

– Завидовала этой сучке? – Марти засмеялась. – Ни за что в жизни.

– Ну, тогда… что произошло?

Марти, казалось, чувствовала себя неловко. Она сменила позу на диване, подняв ноги на обернутые в простыню подушки, а затем опять опустив их на пол.

– Мы сели в ее гостиной, – продолжила она. – Она дала мне стакан имбирного эля. Имбирный эль. Я подумала, что это странно. – Марти наморщила нос. – Кто пьет имбирный эль? А затем она сказала мне, что… – Марти посмотрела на потолок и выдохнула: – Ох, мам, я просто не хочу тебе говорить.

– Говорить мне что, Марти? – Зои подбадривала себя.

Она понятия не имела, о чем будет признание Марти, но знала, что оно ужалит.

– Она сказала мне, что беременна и что отцом ребенка является мой папа.

Зои глубоко вдохнула, а потом засмеялась:

– Ну, это нелепо.

– Я тоже так думала, – спешно сказала Марти. – Но затем она сказала мне, что папа помог ей получить ту роль, которую, предполагалось, получишь ты в том фильме. Она сказала, что он заставил их переписать эту роль для более молодой женщины, чтобы она могла получить ее.

Зои едва дышала. Она вспомнила, как однажды Макс пришел домой из своего офиса и сказал ей, что поссорился со сценаристом. Он описал, как умолял того человека оставить героиню в сценарии такой, какой она была – идеально подходящей для Зои, – но сценарист захотел переписать эту роль для Тары Эштон. Макс казался действительно расстроенным из-за такого поворота событий. Вдруг Зои засомневалась, чья именно была идея переписать роль.

– Я все еще не могу в это поверить, – сказала она.

– Мам, я верю, – наклонилась Марти вперед. – Она собиралась провести тест ДНК, чтобы доказать, кто отец ребенка. У нее был пучок папиных волос… и она показала мне его.

Зои опять засмеялась, на этот раз не так сильно.

– У него едва ли вообще были волосы, – сказала она.

– Я знаю это. Но у нее был этот локон, и он был похож на его, ну ты знаешь, немного вьющиеся волосы, такие, какими они были у него на макушке, и она сказала, что воспользуется ими, чтобы провести тест ДНК, и что все это будет освещаться газетами и все такое, если только…

– Если только что?

– Если только она не получит часть папиного наследства.

– Папиного наследства? – Зои покачала головой. – Дорогая, я просто не могу поверить…

– Мам, ты никогда ничему не веришь, ты об этом знаешь? – Марти встала, размахивая руками. – Ты никогда не верила, что я делала что-то плохое, когда я творила черт знает что направо и налево. Ты никогда не верила, что папа мог сделать что-то плохое, когда половина Голливуда знала, что он изменял тебе. Ты даже не веришь, что маленький ребенок там, в спальне, скоро умрет.

Она указала на дверь в спальню.

Зои закрыла глаза. Все, что она могла видеть сейчас, были мягкие, вьющиеся волосы на затылке Макса.

– Мам, просто у меня не было выбора, – продолжала Марти. – Она собиралась, так или иначе, сделать тебе больно. Я ненавидела ее за это, за то, как она планировала заставить тебя пройти через все это, особенно сразу после смерти папы. Она либо собиралась пойти прямо к тебе и рассказать о себе и об отце, и тебе пришлось бы дать ей денег – а она хотела много денег, – чтобы она молчала.