Он взглянул на Иляшева. Хозяин Красных Гор с необычайной гордостью выкладывал на стол какие-то удивительные инструменты. Он вынул из пестеря продолговатый молоток на деревянной рукоятке, гладкой и как бы лакированной от времени, затем нечто похожее на пробойник, тоже на рукоятке, какие-то ножи, зубила, даже маленькую наковальню. Все это он поставил на стол секретаря, выпрямился и сказал:

— Вот!

— Что вот? — изумился секретарь.

— Железо! — гордо сказал Иляшев.

— Ну и что?

— Возьми.

— Постой, постой, — секретарь удивленно посмотрел на Иляшева. — Зачем же мне инструменты? Они же тебе самому нужны!

— Ты писал: «Дадим государству как можно больше металла!» — Это он произнес с особой торжественностью, как малограмотные люди произносят заученную книжную речь.

— Ай, чудак человек! Да не об этом же речь! — воскликнул Саламатов. — Нужно много металла. Понимаешь?

— Больше нет, — грустно ответил Иляшев.

— И не о таком металле идет речь. Нужно много чугуна, железа, надо новые руды искать — тот камень, из которого железо делают. Понимаешь?

— Это тоже неплохое железо, — упрямо сказал Иляшев. — Им еще мой третий отец работал, и мой четвертый отец работал, и мой пятый отец работал. Этот молоток любое железо гнет, этот пробойник в любом железе дыру пробивает. Вот какое это железо, а ты думаешь — плохое железо! — с обидой закончил он.

— Да не о том же разговор!..

— Как не о том? — возмутился Иляшев.

Он взял со стола пробойник и помахал им в воздухе.

— Знаешь, какое это железо? Все мои отцы им стрелы резали, капканы гнули, пищали сверлили. Вот какое это железо! Смотри!

Иляшев вынул свой охотничий нож, положил на край стола и легонько ударил по нему пробойником. Искры вырвались из стали. Он протянул нож Саламатову.

— Смотри!

Саламатов с изумлением рассматривал нож. На блестящем лезвии отпечаталась тонкая тамга — родовое клеймо остяцкого оружейника — прямой турий рог. Он видел это клеймо на чудских панцирях и широких клинках, на жертвенных ножах шаманов и всегда удивлялся тому, каким образом можно поставить на откаленной и полированной стали такое тонкое клеймо. Саламатов протянул руку и поднял то, что ему казалось похожим на пробойник. Это и была тамга кузнеца и оружейника. Небольшой молоток с одним острым концом, в котором была врезана тамга, и другим широким, по которому можно было в случае надобности бить молотком, — этот небольшой молоток был необычайно тяжел. Он не шел в сравнение по тяжести ни с каким металлом. И он был очень тонко отделан. Видно было, что им работали многие поколения людей, которые любили орудия своего труда и гордились ими. По всей рукоятке шла резьба. Затвердевшее от времени дерево, неоднократно проваренное в медвежьем жиру, стало совершенно черным. Олени и лайки, вырезанные с терпением и мастерством, бежали по рукояти вплоть до обушка. В том месте, где это орудие держала рука хозяина, резьба стерлась от времени. Сама тамга была обрезана очень неровно, но мастер отполировал и ее. Иляшев сказал, что этой тамгой работали его третий отец, четвертый и пятый. Третий отец — это дед, четвертый — прадед, пятый — прапрадед. Это уже три века. Да, может быть, до прапрадеда были еще другие знатоки и мастера, о которых не знал Иляшев.