И уезжая сейчас, ты только создаешь себе проблемы.
Лора склонила голову.
— Я и не ожидаю, что это будет легко, Линдси, — неспешно ответила она. — Я не надеюсь даже, что Рафаэль узнает меня. В конце концов, как ты говоришь, прошло пять лет. И с ним за это время кое-что произошло. Не знаю — называй это как хочешь, любопытством или заботой, — но я туда поеду. Может быть, сама судьба послала мне это частное объявление.
— Судьба! — фыркнула Линдси, потянувшись за сигаретами. — Это нехорошо, Лора. Дело не в том, что ты говоришь, какие аргументы приводишь. Я все время думаю о том, что ты бросаешь все только ради того, чтобы снова увидеть этого мужчину.
Лора закончила с макияжем и задумчиво рассматривала свое отражение в зеркале. Она понимала, что Линдси права, понимала, что подруга пытается удержать ее от неверного шага, и чувствовала, что может попасть в весьма затруднительное положение. Но теперь у нее не было выбора. Она дала слово сеньоре Мадралене и должна сдержать его. Она не отваживалась даже думать о последствиях своего поступка. Она только чувствовала себя пленницей — как умом, так и сердцем.
Лора сжала губы. Узнает ли ее Рафаэль, думала она, или же просто не заметит? Она никогда не была красавицей, черты ее лица казались слишком неправильными для настоящей красоты, но ее чуть раскосые глаза, необычного зеленоватого оттенка, вполне заслуживали внимания. А брови и ресницы — темного цвета, и только длинным — до плеч — волосам был искусственно придан медный оттенок. Рот несколько широковат и нос короток, но рост выше среднего и сложение более крепкое, чем у тех тоненьких, как прутик, особ, которыми принято восхищаться. В общем, она была привлекательна, и все мужчины это признавали. Возможно, та ирония, с которой она смотрела на свою внешность, происходила оттого, что со времени их романа с Рафаэлем Мадраленой ее совершенно не интересовало, считает ли кто-то из мужчин ее привлекательной или нет.
Она встала, скинув домашний халат, и сказала:
— Я опаздываю. Ты не подбросишь меня до детского сада?
Линдси ездила на мотороллере, и, хотя ее маршрут обычно не совпадал с маршрутом Лоры, она кивнула и ответила:
— Думаю, что смогу. — Потом, погасив сигарету, продолжала: — Ты не обиделась на меня, Лора? Извини, пожалуйста, если я лезу не в свое дело.
Лора чуть улыбнулась.
— Не глупи, Лин. Ты же знаешь, что можешь говорить, что хочешь. Но скажу честно, я знаю, что ты, в сущности, права. Но ты никогда — о, я не могу объяснить, что это такое, — ты никогда не влюблялась по-настоящему, иначе ты поняла бы, что я чувствую.
Линдси пожала плечами.
— И ты до сих пор влюблена в него? — удивилась она.
— О нет, — решительно ответила Лора, — нет, нисколечко. Это не беспокоит меня больше. Боль прошла совершенно. Я чувствую только какое-то онемение. Ты понимаешь, я люблю солнце, а тут скоро наступит зима. И неплохо будет пожить в субтропическом климате.
— Можно было найти десяток других мест, где сейчас тепло, — сухо заметила Линдси. — Ты не обязана соглашаться именно на это.
— Да, не должна. Но я сделаю это. И если через шесть недель я не вернусь, спроси у своей младшей сестры, не захочет ли она разделить с тобой эту квартиру.
— Кто? Берил? Ты шутишь, — изумилась Линдси несколько притворно, — я не хочу, чтобы родная сестра все время дышала мне в затылок, как только я затею что-нибудь увлекательное, и сообщала обо всех моих делах отцу! Не бойся. Думаю, я немного подожду и посмотрю, как будут развиваться события.
В маленьком самолете местной авиалинии на последнем отрезке путешествия Лоры — рейсе Мадрид-Малага — было жарко. |