В надежде, что все угрозы и болтовня Моники – результат хмельного действия шампанского, молчала и Джейд.

– Этому я не верю!

Джейд стояла лицом к лицу к Питеру Спенсеру, владельцу галереи Кэрмел, с которым уже несколько раз имела дело. Недели за две до Рождества Джейд приобрела у одного частника-коллекционера восхитительного Ренуара, которого очень скоро продала Спенсеру. И вот Питер Спенсер явился к ней в офис и обвиняет ее в продаже подделок.

– Не может быть! – настаивала она. – Я приобрела ее из надежных рук.

– «Надежные руки» тоже могут быть обмануты, – заметил он.

– Знаю. И если у меня есть какие-то сомнения, я выставляю гриф «за что купили, за то продаем». Я взяла за правило делать предпродажную экспертизу, даже если источник надежный и солидный. Так было и с этим Ренуаром – я проверяла картину в лучшей лаборатории; они провели хроматографическое исследование, сделали спектроскопию, рентгеноскопию, проверили абсолютно все.

– Тогда, вероятно, следует проверить лабораторию, – вкрадчиво сказал Спенсер, протягивая Джейд отпечатанное на машинке заключение другой лаборатории.

Она пробежала глазами несколько строк и похолодела.

– Это похоже на какое-то Недоразумение.

При таком расхождении оценок.. – признала Джейд. Голос ее звучал удивительно спокойно, хотя сердце готово было разорваться. Она подошла к своему письменному столу красного дерева, который отыскала в антикварной лавке в Монтрей, и достала чековую книжку.

– Разумеется, я выясню все обстоятельства этого неприятного дела, – пообещала она. – Но уже сегодня готова возместить вам сумму, за которую вы приобрели картину, а также ваши расходы на экспертизу.

– Боюсь, так дело не пойдет.

Серебряной авторучкой «Мои Блан» Джейд уже собиралась заполнить чек, но после этих слов замерла.

– Что значит – «не пойдет»? – пристально глядя на него, спросила она.

Спенсер молчал, изучая свои идеально отполированные ногти. Пауза явно затянулась. Наконец он заявил:

– Думаю, мое молчание об этом мошенничестве обойдется вам, по крайней мере, в четверть миллиона долларов.

– Двести пятьдесят тысяч долларов?! Да это шантаж!

– Возможно. – Его улыбка превратилась в злобную ухмылку. – Но если вы намерены проталкивать на торгах фальшивки, – угрожающе произнес Спенсер, – соблаговолите усвоить, что за это надо платить деньги, моя дорогая.

Джейд была в ярости. Она понимала, что он не блефует. У нее не было иного выбора, кроме как принять его условия. Она заполнила чек на требуемую сумму, про себя поклявшись, что до гроба не позволит этому ужасному человеку даже близко подойти к ее аукциону.

Оставшись одна, Джейд в буквальном смысле слова схватилась за голову – как она могла так попасться?

– Конечно, я не первая остаюсь в дураках, – докладывала она Сэму. – Даже музей «Метрополитен» был, как говорится, схвачен однажды за руку, когда обнаружилось, что их потрясающий кубок Роспилгьози, тот самый, который они многие годы экспонировали в залах Возрождения, вовсе не был сделан знаменитым Бьенвенуто Челлини, а в девятнадцатом веке был сработан Рейнгольдом Вастерсом.

Безусловно, Вастерс – ювелир от Бога, и при этом гениальный мастер подделки, – признала Джейд, – и его работы в наши дни уходят за огромные деньги. Но это не умаляет оплошности музей «Метрополитен».

Потом, конечно, общеизвестный факт, что в Британском Музее много лет простояло надгробие якобы шестнадцатого века – только потому, что англичане «завидовали» Лувру, где стояло точно такое же.