Ее руки опять скользнули под его рубашку, и она поняла, что он опять почти неощутимо отстранился от нее, как бы предупреждая, что не потерпит исследований, даже сейчас, когда сам исследовал каждую часть ее тела, делая это медленно и осторожно, словно стараясь запомнить на будущее. Она встретила его взгляд и нашла в нем сожаление, печаль и даже некое отчаяние, заставившее ее сердце болезненно сжаться. Ей хотелось прошептать ему что-нибудь ободряющее, успокоить острую тревогу, промелькнувшую в его глазах, но она промелькнула и исчезла, и Мередит решила, что ей показалось. Но она и сама не подозревала, какое впечатление оставит этот взгляд в ее сердце, переполнив его состраданием; она боялась, что сердце ее не выдержит.

Он ласкал губами ее ухо, и она позабыла обо всем, ощущая только бешеное биение своего сердца и стремительный ток крови. Получив молчаливое предупреждение не касаться его спины, она провела руками по его шее, погрузила их в его взъерошенные сейчас волосы, которые как пух вились вокруг ее пальцев. На своей шее она почувствовала его лихорадочное дыхание и поняла, что и сама дышит так же быстро.

— Квинлан, — прошептала она, назвав его по имени впервые с тех пор, как они встретились взрослыми. Ее голос немного дрогнул, и он улыбнулся, целуя ее шею.

— Квинн, — мягко прервал он

— Квинн, — послушно повторила она. Ее голос был скрашен улыбкой, настолько это имя подходило ему. Загадочная музыкальность и изящная сила слышались в нем.

Квинн отодвинулся от нее, и она стала смотреть, как он снимает брюки и ботинки. Мередит пожалела, что он не снял рубашку. Ей хотелось увидеть все его тело. Но Квинн вернулся к ней, и, когда его ноги коснулись ее, она забыла обо всем. Задыхаясь от сладкой муки, она потянула его к себе, пока ее грудь не коснулась его твердой груди, а его трепещущая плоть не оказалась у самой сокровенной части ее тела. Он на мгновение помедлил, позволив ей ощутить его, позволив пламени ее тела вырваться из-под контроля. Тогда он немного отодвинулся, его рука скользнула между ее ног, поглаживая и лаская, и каждое легчайшее движение приносило обоим волшебные ощущения. Он оперся на локоть и заглянул в ее глаза. Его взгляд полыхал синим огнем.

— Вы уверены? — отрывисто прошептал Квинн, нависая над ней. — Вы уверены, Мередит?

Мередит совсем не была уверена, но было уверено ее тело — и душа. Она кивнула, не в силах говорить, боясь, что скажет то, о чем не следует говорить. Например, о любви. Они никогда не упоминали о любви. Даже о привязанности. От неистовой боли она закрыла глаза. Ей хотелось слов любви, обещаний преданности, но она поняла, что этот человек никогда их не скажет.

Но она уже не могла остановиться. Сейчас она нуждалась в нем более, чем в ком-либо и в чем-либо в своей жизни. Она была в огне, и только он мог погасить это пламя. Она чувствовала его жар, когда он медленно вошел в нее, а его рот обрушил водопад поцелуев на ее лицо. Была быстрая острая боль, и она не могла удержать вскрика удивления. Она поняла, что он медлит, и ее руки побудили его продолжать, так как этого не могли сделать ее губы, закрытые его губами. Он неторопливо продвигался внутрь нее, и она ощущала, как напряженно контролирует он свое тело, видя вздувшуюся жилку на его виске.

Но после ее первого крика экстаза, ее первых встречных движений в ответ на растущее наслаждение, он стал двигаться быстрее, ритмичнее, проникая с каждым разом все глубже, чувствуя, как ее собственная горячая влага окутывает его и требует продолжения. Внезапно Квинн почувствовал восхитительный пожар, вздымающее его сверкание, вытеснившее все предыдущие чувства, все предыдущие мысли. Трепещущее пламя и медовая сладость мешались вместе в бешеном вихре, пока ее крик наслаждения и его полный удовлетворения стон не слились воедино и не вернули его в действительность, полную прежних проблем.