Квинн не мог отвести от нее глаз. Он не ожидал встретить такого понимания, такого доверия после того, как рассказал ей то, что рассказывал немногим. И Бретт, и Кэм знали очень мало. Конечно, Бретт кое-что знал, потому что тоже принимал участие в его розысках. А Кэм знал о шрамах на теле Квинна, Но Квинн был не в силах говорить о тех годах; унижение было слишком глубоким, чувство отверженности создавало бездонную пропасть между ним и окружающими, вина была слишком острой. Даже сейчас воспоминания были очень тяжелы для него.

Но, судя по картинам Мередит, она была чрезвычайно восприимчива к миру вокруг и, кроме того, наделена сочувствием ко всем существам, его населяющим. В своей роли пустоголовой глупышки она тщательно прятала эту часть своей души. Так же, как и Квинн скрывал свою душу.

Разгадывать, узнавать ее было похоже на захватывающее приключение. Квинн раздумывал о том, сколько еще сюрпризов его ожидает. Еще он думал, как же он перенесет неизбежную разлуку. Казалось, Мередит стала частью него, без нее он не сможет уже быть цельной личностью, она заполняла пустые места в его душе, выжженные потерями, горем, виной и ненавистью.

Его потребность в ней была не только физической. Его душа нуждалась в Мередит. Ладонью он гладил ее по щеке и смотрел, как счастье сияет в ее глазах. Эти чувства для него были новыми и бесценными.

— Мне будет очень тяжело без тебя, — сказал Квинн после долгого молчания.

Она сжала его руку. Ей невыносима была сама мысль о расставании. Но они оба согласились, что сейчас им необходимо расстаться.

Квинн понимал, что первым делом надо было позаботиться о Лизе. Он знал, что Мередит не сможет быть до конца счастливой, пока не расстанется со своим прошлым. А потом, после Лизы, им, похоже, придется еще побыть в разлуке, пока он не подыщет человека, который мог бы заменить его в Подпольной железной дороге.

Затем, возможно, они смогут уехать на Запад. Он давно уже подумывал о тех краях, если его разоблачат и придется спасаться бегством.

Неопределенность нависала над ними. Они провели вместе всего десять дней, но за это время Мередит стала его жизнью. Окончательно и бесповоротно. И чудесным образом он понимал, что и сам стал жизнью Мередит. Об этом можно было даже и не говорить. Он изумлялся установившемуся взаимопониманию, не требовавшему слов. Они были словно две половинки одного целого, соединившиеся после жизни, проведенной в поисках друг друга. Он отгонял все остальные мысли, настойчивую тревогу, которая никогда не исчезала совсем, но, как стервятник, сидела и ждала своего часа.

Они обсуждали планы освобождения Лизы. Муррей, штат Кентукки, был примерно в шестидесяти милях от Каира, как утверждал Квинн, и можно было вместе поехать туда верхом. Первой мыслью Мередит было отправиться прямиком к мистеру Ивансу и предложить за Лизу изрядную сумму, но Квинн охладил ее пыл. Если Мередит появится там с целью купить Лизу, а Маршалл Иване откажется ее продать, то последующее исчезновение Лизы легко можно будет связать с появлением Мередит. Особенно, сказал Квинн, если единокровные сестры по-прежнему очень похожи друг на друга, как, по утверждению Мередит, они были похожи в детстве.

Квинн предложил, что лучше он появится в роли коннозаводчика из Виргинии, которому посоветовали обратиться на ферму Иванса. Если Лиза там, он разыщет ее и предложит хозяину продать ее. Если последует отказ, тогда он поможет ей бежать. Он пообещал, что без Лизы он из Муррея не уедет. Но важно было рассчитать время. Всего через неделю в Каир придет “Лаки Леди”, направляющаяся на Север. Если все будет удачно, Мередит с Лизой смогут сесть на пароход и добраться до Сент-Луиса, по дороге узнав все друг про друга и возобновив прежние отношения. Оттуда Лизе помогут добраться до Канады.

В их плане было много неясностей. Собственно, и планом его назвать было нельзя. У них не было времени разработать варианты действий на случай непредвиденных неожиданностей.