Кэму хотелось закрыть глаза, остановиться, но он понимал, что не имеет права. Если он остановится, то уже больше не двинется с места. Шаг одной ногой, шаг другой, и боль пронзает ее огнем. Наконец они достигли берега. Кэм прислонился к дереву, ожидая, пока Квинн отвяжет лодку. Держась за веревку одной рукой, Квинн протянул другую руку Кэму. Кое-как Кэм сделал несколько шагов навстречу Квинну и упал в лодку. Лодка сильно качнулась, и он испугался, что опять окажется в холодной темной воде. Но вот она выровнялась, и он улегся на одном конце, не в силах ничем больше помочь Квинну; все, что он мог сделать — не шевелиться, чтобы не раскачивать лодку.

Лодка еще раз качнулась, когда в нее забрался Квинн, а потом ее подхватило течение. Квинн взял в руку весло, и они тихо поплыли по окутанной туманом реке.

ГЛАВА 26

На рассвете приехал кабриолет. Кучер, тот же самый неразговорчивый смуглый мужчина, который привез их сюда несколько дней назад, нахмурился, когда Мередит сказала ему, что Квинна и Кэма нет и надо подождать до середины утра. Кучер сказал, что два часа назад, когда он ехал из Каира, все было спокойно.

Кучер назвался Батлером и, коротая долгие напряженные часы ожидания, рассказал, что родился в Кентукки свободным, а в Каир приехал десять лет назад. Он работал в наемной конюшне, пока не заработал достаточно денег, чтобы купить сначала одну лошадь, затем еще одну и, наконец, кабриолет. Капитан Квинн часто пользовался его услугами, чтобы помочь беглым рабам, а иногда и работал для тех, кому нечем было ему заплатить. Он сделал тайник в передней части кабриолета, куда могли спрятаться два человека, без особых, впрочем, удобств.

Мередит сказала ему, что Кэм просил их ехать к Софи, если ни он, ни Квинн не появятся. Кучер выслушал инструкции без возражений, но начал заметно нервничать.

Но Мередит нервничала еще больше. Она пыталась спрятать свой страх от Лизы и от Батлера, но дурные предчувствия камнем повисли на ее душе. Каждая прошедшая минута означала, что Квинн в беде. Иначе Кэм бы уже вернулся, и они бы уже направлялись на “Лаки Леди”.

Что-то случилось. Она ощущала тревогу Кэма, когда он уезжал. И сейчас эта тревога пустила в ней корни, разрастаясь, как раковая опухоль, захватывая каждую частичку ее души и сердца. Пришел рассвет, и его мрачность тоже, казалось, намекала на несчастье. Ей так хотелось, чтобы небо расчистилось, чтобы солнце появилось из-за клубящихся облаков и принесло на реку жизнь и надежду. Но в небе продолжали толпиться облака, и только по горизонту скользили красные полосы.

Где он? Господи, где же он?

Ей хотелось помчаться за ним, прыгнуть в седло и галопом понестись в Каир, но выучка удерживала ее на месте. Она знала, что поспешные действия могут их всех погубить. Она заставляла себя ждать, противясь своей решимости что-то делать и беспокойству, разрывавшему ей сердце. Она ведь обещала. Она походила по комнате, а потом, не обращая внимания на дождь, накинула плащ и вышла на улицу. Она направилась к обычно медленному ручью, который сейчас бурлил от переполнявшей его воды, и прошла по нему к реке. Была видна только часть реки, остальное скрывал туман. Он казался бесконечным, как пустое одиночество. Вскоре Мередит почувствовала, что позади нее кто-то есть, обернулась и увидела Лизу. Глаза сестры были печальны, она протянула Мередит руки, словно искала успокоения.

Мередит подошла к ней. Они обнялись; годы улетели прочь, они опять были испуганными детьми, на них двоих, казалось, ополчился весь мир. Впервые с тех пор, как они покинули плантацию Маршалла Иванса, Мередит почувствовала связь, бывшую между ними в детстве, прежнее отчаянное желание быть любимой, понимаемой, кому-то принадлежать. Мередит устала от одиночества, от борьбы, которую она вела одна, и теперь, больше чем когда-либо, ей нужно было, чтобы кто-нибудь сказал ей, что все будет хорошо, что Квинн к ней вернется.