— И еще совсем капелька ментола, — миссис Квандал, забрасывая конфету в рот. — Объедение.

Ленитроп наконец выбирает ту, что обозначена «Лафитт-Ротшильд», и пихает в пасть.

— О-о. Ага. М-м. Отлично.

— Если правда хотите своеобразного, попробуйте «Доктор из Бернкастеля». Кстати! А это не вы мне приносили чудесные такие американские конфетки, склизкий вяз, кленовые, с привкусом сассафраса…

— «Скользкий вяз». Черти червивые, простите, у меня вчера закончились.

Входит Дарлина с дымящимся чайником и тремя чашками на подносе.

— Это что? — Ленитроп, весьма поспешно.

— Вообще-то, Эния, тебе лучше не знать.

— Это точно, — после первого глотка, жалея, что Дарлина не добавила побольше лаймового сока или хоть чего, чтоб забить основной вкус, каковой отвратительно горек. Эти люди поистине рехнутые. Никакого, ессессно, сахару. Он лезет в вазу с конфетами, извлекает черную, ребристую лакричную карамельку. На вид безвредна. Но едва он надкусывает, Дарлина смотрит на него и на карамельку странновато — молодчина, девчонка, отлично выбрала момент, — и грит:

— Ой, а я думала, от этих, — веселое «эт-тих», вылитая Гилберт-и-Салливанова инженю, — мы избавились сто лет назад, — и тут Ленитроп натыкается на ползучую жидкую начинку, по вкусу — как апельсиновые корки под майонезом.

— Вы съели мой последний «Мармеладный Сюрприз»! — кричит миссис Квандал, с быстротою фокусника явив взорам яйцевидную пастельно-зеленую сласть, сплошь утыканную сиреневой нонпарелью. — За это я не дам вам ни крошки «ревеня со сливками» — а он восхитителен. — И сласть отправляется ей в рот целиком.

— Так мне и надо. — Ленитроп, размышляя, что вообще хотел этим сказать, прихлебывает травяной чай, дабы избавиться от вкуса майонезной конфеты, — ой, только это ошибка, ага, рот его снова наполняется кошмарным алкалоидным опустошеньем, до самого мягкого нёба, где этот вкус и пускает корни. Дарлина, милосердная, как сама Найтингейл, сует ему твердую красную конфету, вылепленную в виде малины… мм, как ни странно, даже на вкус малина, хотя горечь и близко не растворяется. Он вгрызается с нетерпением и, еще не сомкнув зубов, знает — идиот, блядь, — что его опять поимели: на язык извергается наиужаснейшая кристаллическая концентрация, бл-лин, да это ж чистая азотная кислота. — Спаси и помилуй, вот это кислятина, — едва способен выдавить слова, так его сморщило, вот в точности такие фокусы выкидывал Скок Хэрриган, чтоб заставить Сапожника Танка бросить эту его окарину, и так-то гнусный трюк, но предосудителен вдвойне, если его подстраивает пожилая дама, которая вроде из наших Союзников, твою ять, он даже не видит ничего, эта дрянь забралась в нос и, да что ж это такое, что-то там растворяться не хочет, разъедает его съежившийся язык и толченым стеклом хрустит на зубах. Миссис Квандал тем временем занята: утонченно покусывая, смакует вишнево-хининный птифур. Улыбается молодежи из-за вазы с конфетами. Ленитроп, забывшись, снова тянется к чашке. Красиво уже не выпутаться. Дарлина стащила с полки пару-тройку новых банок с конфетами, и Ленитроп ныряет — словно путешествие к центру враждебной планетки, — в гигантский леденечный кус сквозь шоколадную мантию к мощно-эвкалиптовой помадке и наконец к ядру из очень жесткого виноградного гуммиарабика. Он выцарапывает осколок этой дряни из зубов и некоторое время разглядывает. Осколок фиолетовый.

— Вот теперь вы понимаете! — Миссис Квандал машет ему крапчатой массой из имбирного корня, баттерскотча и анисового семени, — видите, этим надо еще и любоваться.