— Ну, чего ждешь? — прервал Колян мои печальные раздумья. — Куда теперь?

— Приехали! — отозвалась я с тяжелым вздохом и повернулась к Ленке.

Подруга полулежала на сиденье. Вид у нее был такой, что краше в фоб кладут. Лицо землисто-зеленоватое, под глазами темные круги, дышит неровно и тяжело, словно долго бежала в гору…

— Ленка, — сказала я как можно увереннее, — потерпи еще чуть-чуть, скоро я вернусь и отвезу тебя в больницу…

Она ничего не ответила, и я не знала, расслышала ли мои слова. Зато Колян, взглянув на меня, так цинично усмехнулся, что я отчетливо поняла: он вовсе не собирается нас отпускать, получив деньги. У него совершенно другие планы…

Поздно это до меня дошло, но лучше поздно, чем никогда. Хотя, чем лучше, не знаю, пользы от моей догадки не было никакой.

— Ну, чего застряла? — рявкнул Колян. — Давай двигай! Мы тут не собираемся до ночи сидеть!

Ему изменило его всегдашнее спокойствие, очевидно, все же мои речи насчет его работы как-то проникли через дубленую кожу.

Я выбралась из машины и огляделась. Мы находились возле котельной. Помню, как в детстве я заглядывала в маленькое закопченное окошко, за которым виднелись широкая, лоснящаяся от пота спина кочегара Трофима и выбивающиеся из топки языки багрового пламени. Это было интереснее любого телевизора.

Теперь кочегарка не работала — окрестные дома давно уже перевели на центральное отопление, и детей возле нее не наблюдалось. И вообще во дворе не было ни души, только бежала вдоль гаражей бездомная собака.

— Ну, что встала? — прикрикнул на меня Колян. — Двигай копытами! И чтобы без фокусов!

Он приподнял наброшенную на руку куртку, показав мне пистолет, и выразительно повел черным стволом снизу вверх, как бы выбирая, какое место мне прострелить.

Я покосилась на полуживое Ленкино лицо за стеклом машины и двинулась к тому дому, где спрятала злополучную сумку.

Подойдя к подвальному окошку, показала на висячий замок:

— Открой, нам сюда.

Колян посмотрел на меня с сомнением, но спорить не стал. Он в секунду сковырнул замок и посторонился:

— Полезай!

— Мог бы и первым залезть, — поморщилась я, — подал бы женщине руку!

— Перебьешься!

Я тяжело вздохнула и пролезла в узкое окошко. Спрыгнула, приземлившись на кучу опилок, и отскочила в сторону, чтобы здоровенный Колян, с пыхтением протискивавшийся следом, не свалился на меня и не сломал мне шею.

Он все-таки просочился в окно, как верблюд через игольное ушко, и с грохотом приземлился рядом со мной.

В подвале было почти совсем темно, свет, проникавший сквозь маленькие грязные окошки, едва освещал пространство на метр, от силы на полтора от наружной стены, дальше все пряталось в густой тени. Я отпрыгнула в самый темный угол, и Колян тут же рявкнул:

— А ну, кошка драная, стой на месте, а то пристрелю!

— Ага, — отозвалась я из угла, — а как же ты потом деньги найдешь!

В ответ он разразился порцией отборного мата.

Я не собиралась убегать: перед моими глазами стояло бледное, измученное Ленкино лицо, и не хотелось даже думать, что с ней будет, если я скроюсь. Поэтому, выйдя ближе к слабому свету, я произнесла:

— Пошли, нам вон туда, налево.