Лицо 667-ого побледнело, когда он повернулся, чтобы посмотреть, как мужчина падает головой вперед на песок. Некогда возбужденная толпа теперь застонала от разочарования. 667-ой повернулся к трибунам как раз вовремя, чтобы увидеть, как Господин махнул запястьем охраннику, держащему мону 667-ого. Громкий, полный боли рев вырвался изо рта 667-го, когда охранник, не теряя времени, полоснул клинком по горлу его моны. Кровь немедленно хлынула из шеи белокурой женщины, и ее глаза расширились от смеси страха и шока.

Охранник бросил ее мертвое тело на землю, наклонившись, чтобы вытереть свой клинок о ее быстро пачкающееся платье. Мое внимание вернулось к 667-ому как раз в тот момент, когда он побежал вперед, и из его уст вырвался боевой клич. Сосредоточившись только на одном, он прыгнул на нижние уровни трибун, убивая всех на своем пути, пытаясь добраться до места Господина.

Толпа начала вскакивать со своих мест, когда из туннеля выбежал 140-ой с высоко поднятыми топорами. Он помчался по окровавленному песку, перепрыгивая через труп убитого бойца.

Мое сердце заколотилось от волнения, когда я увидел зрителей, бегущих к выходу, моих братьев, проливающих кровь, когда они мчались на Господина. Нуждаясь в том, чтобы помочь им, желая присоединиться к ним в уничтожении этого ублюдка, я начал реветь от разочарования. Я повернулся и ударил плечом в дверь камеры. Она не двигался, а охранники пробежали мимо моей металлической тюрьмы. К яме. Повернувшись лицом к решеткам, сквозь которые открывался вид на яму, я ударил по ним своими клинками.

— Выпусти меня отсюда! — требовал я и поднял глаза.

Когда я это сделал, страх окутал меня. 667-ой был ошеломляющим, все еще в нескольких рядах от того места, где сидел Господин… где он держал 152-ую перед собой, как щит. Прозвучал выстрел. Я понял, что 667-ой уже был застрелен, но все еще боролся за то, чтобы остаться в живых.

140-ой, однако, все еще мчался к Господину. Пули охранников пропускали каждое его движение.

— Нет! — закричал я, увидев, что Господин выставил 152-ую на пути 140-ого.

Я был в бешенстве, когда бросился на решетку, летели искры, когда металл сталкивался с металлом. Я хотел уничтожить Господина. Я хотел наказать его за то, что он использовал мою женщину в качестве щита и за убийство моны 667-ого.

667-ой, пошатываясь, поднялся на ноги, изрешеченный пулями. Но как только он это сделал, охранник двинулся за ним и послал пулю прямо ему в голову. 140-ой так и не услышал выстрела, который последовал за ним. Он поднял оружие, готовый ударить Господина, когда другой охранник выпустил пулю ему в затылок. Тело 140-ого напряглось, когда его череп раскололся, и рухнуло на ряд стульев под ним.

Какофония испуганных голосов и крики толпы были ничем по сравнению с ревом, вырывающимся из моего горла. Охранники двигались быстро, окружая толпу. Зрителей Господина заставили вернуться на свои места. Главный охранник появился секундой позже с группой чири. Он бил их дубинками, приказывая забрать тела убитых и убрать их с арены.

Но мои глаза оставались прикованными к Господину, когда он отпустил 152-ую, чтобы отряхнуть пиджак, как будто ничего только что не случилось. 152-ую трясло, она была бледна, как полотно, и слегка покачивалась на месте.

Выйдя на середину ямы, Господин поднял руки, когда его охранники высоко подняли оружие и заставили потрясенную толпу слушать. Когда они это сделали, Господин заговорил.

— Дамы и господа, я приношу извинения за этот небольшой несчастный случай.