Таня завезла Мэри Стюарт домой. Та дала слово, что утром будет любоваться ею по телевизору, и на прощание крепко обняла подругу.

– Спасибо, Таня. Была счастлива с тобой увидеться! – Повидавшись с подругой, она с новой силой ощутила свое одиночество.

С Биллом они вот уже целый год почти не разговаривали, и она чувствовала себя цветком, который долго не поливали. Встреча с Таней равносильна ливню, который снова напитал ее жизненными соками.

Она вошла в вестибюль с улыбкой на устах, пружинистой походкой и радостно кивнула привратнику.

– Добрый вечер, миссис Уолкер! – Тот по привычке приподнял фуражку.

Лифтер сообщил ей, что Билл вернулся домой несколькими минутами раньше. Войдя, она застала его в кабинете: он собирал со стола какие‑то бумаги. Находясь в приподнятом расположении духа, она улыбнулась мужу. Он был поражен ее веселостью, словно давно забыл, что значит веселиться, встречаться с друзьями и даже просто разговаривать.

– Где ты была? – спросил он недоуменно, увидев, как жена преобразилась. Он терялся в догадках, где она могла побывать в такой час, да еще в джинсах.

– Приехала Таня Томас. Мы вместе поужинали. Как здорово было снова ее увидеть! – Мэри Стюарт чувствовала себя очень глупо. Она улыбалась мужу, словно забыла о скорби, довлевшей над ними целый год, о молчании, стеной разделявшем их. Отметила, что слишком громко говорит, слишком оживлена. – Прости, что так поздно вернулась. Я оставила тебе записку... – Она поперхнулась, съежившись от его укоризненного взгляда. Его глаза были ледяными, лицо ничего не выражало. Точеные черты, прежде такие любимые, теперь как бы застыли, как и он сам. Он так от нее отдалился, что она перестала его видеть, не говоря о том, чтобы понимать.

– Не вижу никакой записки. – Это была констатация, а не обвинение.

Глядя на него, она порой сожалела, что он настолько красив. Биллу сорок четыре года, в нем больше шести футов роста, он атлетически сложен и строен. К этому надо добавить пронзительные голубые глаза, которые превратились за последний год в льдинки.

– Прости, Билл, – пробормотала она. Ей казалось, она всю жизнь только и делает, что извиняется перед ним за что‑то, в чем никто не имел права ее упрекать. А сейчас она знала, что он никогда ее не простит. – Я оставила записку в кухне.

– Я поел на работе.

– Как дела? – спросила она. Он собрал в портфель бумаги.

– Спасибо, прекрасно. – Можно подумать, что перед ним секретарь или совершенно чужой человек. – Мы почти готовы. Получится очень любопытный процесс. – С этими словами он погасил в кабинете свет, словно намереваясь ее выставить, и понес портфель в спальню. Год назад он ни за что бы так не поступил. Впрочем, это мелочь, на которую не стоит обращать внимания. – Кажется, мы улетим в Лондон раньше, чем собирались. – Теперь он не советовался с ней, как раньше, о своих планах, словно необходимость в этом отпала раз и навсегда.

Она хотела спросить, когда именно, но не посмела.

Раз он улетает раньше, то она, возможно, поступит так же, хотя ее поездка еще не до конца продумана. У нее с дочерью были забронированы номера в отелях Парижа, Сен‑Жан‑Кап‑Ферра, Сан‑Ремо, Флоренции и Рима; в Лондоне они собирались остановиться в «Кларидже», как и Билл. Путешествие обещало быть интересным. После нескольких месяцев разлуки с дочерью Мэри Стюарт с замиранием сердца предвкушала встречу. В апреле Алисе исполнилось двадцать лет. Ее день рождения отмечали за неделю до дня рождения Тодда. Оба эти дня значили для Мэри Стюарт очень много. Билл поставил портфель и собрался уединиться в ванной.