В ответ на Ваше письмо сообщаю, что моя тетя, мисс Барроуби, скончалась 26 марта, так что дело, о котором вы упоминаете, теперь не имеет никакого значения.

Искренне ваша,

Мэри Делафонтен

Направляясь к парадной двери дома, Эркюль Пуаро невольно задержался, с одобрением глядя на аккуратно разбитые рабатки по обе стороны дорожки. Розы уже почти были готовы к пышному цветению, а пока что цвели бледно-желтые нарциссы, ранние тюльпаны, синие гиацинты… Конец последней рабатки был частично окаймлен раковинами.

В голове у Пуаро зазвучал детский стишок про некую Мэри, у которой в саду почему-то растут серебряные колокольчики, ракушки и хорошенькие пастушки.

«Ну, может, здесь и нет пастушек, — рассуждал вслух Пуаро, — но, по крайней мере, одна хорошенькая служаночка все же есть, так что стишок мне вспомнился не зря».

На пороге у распахнутой парадной двери стояла аккуратная, небольшого роста служанка в чепчике и фартучке, и с удивлением смотрела на странное зрелище: посреди сада какой-то мужчина, по всей видимости иностранец, с огромными усами громко сам с собой разговаривал. Служанка и впрямь была очень хорошенькая, с круглыми голубыми глазами и румяными щечками.

Пуаро учтиво поднял шляпу.

— Pardon, здесь живет мисс Амелия Барроуби?

Служанка на некоторое время онемела от удивления. Глаза ее округлились еще больше.

— О сэр! Разве вы не знаете? Мисс Барроуби умерла. И все это так.., вдруг… Во вторник поздно вечером.

Она заколебалась, разрываемая двумя противоположными чувствами: недоверием к иностранцу и свойственным прислуге желанием посмаковать случившуюся болезнь или смерть.

— Да что вы говорите? — не очень искренне изумился Пуаро. — У меня на сегодня назначена встреча с этой леди. Но.., может быть, я могу повидать кого-нибудь еще, кто здесь живет?

Служанка не знала, что и сказать.

— Хозяйку? Может, и могли бы… Только я не знаю, примет она кого или нет.

— Меня она примет, — сказал Пуаро и протянул ей свою визитную карточку.

Уверенный тон Пуаро возымел действие. Розовощекая служанка отступила, пропуская его в дом, и, проводив в гостиную, отправилась с визитной карточкой к своей хозяйке.

Эркюль Пуаро окинул взглядом гостиную. Она была вполне традиционной: светлые, цвета овсянки, обои с бордюром вверху, мебель, обитая кретоном неопределенной расцветки; розовые диванные подушки и занавески; множество разных безделушек и украшений. В этой комнате не было ничего, что привлекало бы внимание и говорило о хозяевах.

Внезапно Пуаро почувствовал, что за ним наблюдают. Он резко обернулся. В проеме стеклянной двери, ведущей в сад, стояла девушка — небольшого роста, с бледным лицом и очень черными волосами — и смотрела на него подозрительным взглядом.

Она вошла в комнату и, когда Пуаро поклонился, неожиданно резко спросила:

— И зачем же вы приехали?

Пуаро ничего не ответил. Только чуть приподнял брови.

— Вы не адвокат? Нет? — Она хорошо говорила по-английски, но никто никогда не принял бы ее за англичанку.

— Почему я должен быть адвокатом, мадемуазель?

Девушка мрачно смотрела на него.

— Я подумала, что вы адвокат. Думала, вы собираетесь сказать, что она не знала, что делает. Я про такое слышала. «Оказать давление…» Так это, кажется, называется, да? Только это не правда! Она хотела, чтобы деньги достались именно мне… И я их получу! Если будет нужно, я и сама найму адвоката… Деньги мои! Так она написала, и так оно и будет!

Лицо девушки исказилось от гнева, глаза метали молнии.

Тут открылась дверь, ведущая из коридора, и вошла высокая женщина.