Изменить размер шрифта - +
Являлся веселый, иронический князь Влад. Ал. Черкасский, с своим прихихикиванием через зубы, выдающиеся вперед нижней челюстью. Снизу то и дело прибывали новые подносы со стаканами чаю, ломтиками лимона, калачами, сухарями и сливками. А между тем в небольших комнатах стоял стон от разговоров, споров и взрывов смеха. При этом ни малейшей тени каких-либо социальных вопросов. {14} Возникали одни отвлеченные и общие: как, например, понимать по Гегелю отношение разумности к бытию?

- Позвольте, господа, - восклицал добродушный H. M. Ов, - доказать вам бытие божие математическим путем. - Это неопровержимо.

Но не нашлось охотников {15} убедиться в неопровержимости этих доказательств.

- Конечно, - кричал светский и юркий Жихарев, - Полонский - несомненный талант. Но мы, господа, непростительно проходим мимо такой поэтической личности как Кастарев.

Земная жизнь могла здесь быть случайной,

Но не случайна мысль души живой.

- Кажется, господа, стихи эти не требуют сторонней похвалы.

- Натянутость мысли, - говорит, прихихикивая, Черкасский, - не всегда бывает признаком ее глубины, а иногда прикрывает совершенно противоположное качество.

- Это противоположное, - пищит своим фальцетом Новосильцев, - имеет несколько степеней: Il y a des sots simlpes, des sots graves et des sots superfins. {Бывают дураки простые, дураки важные и дураки тонкие (франц.).}

Что касается меня, то едва ли я был не один из первых, почуявших несомненный и оригинальный талант Полонского. Я любил встречать его у нас наверху до прихода еще многочисленных и задорных спорщиков, так как надеялся услыхать новое его стихотворение, которое читать в шумном сборище он не любил. Помню, в каком восторге я был, услыхав в первый раз:

Мой костер в тумане светит,

Искры гаснут на лету.

Появился чрезвычайно прилежный и сдержанный С. С. Иванов, впоследствии товарищ попечителя Московского университета. С великим оживлением спорил, сверкая очками и темными глазками, кудрявый К. Д. Кавелин, которого кабинет в доме родителей являлся в свою очередь сборным пунктом нашего кружка.

Приходил к нам и весьма способный и энергичный, Шекспиру и в особенности Байрону преданный, Студицкий. Жаль, что в настоящее время я не помню ни одного из превосходных его стихотворных переводов еврейских мелодий Байрона. Вынужденный тоже давать уроки, он всем выхвалял поэтический талант одного из своих учеников, помнится - Карелина. Из приводимых Студицким стихов юноши, в которых говорится о противоположности чувств, возбуждаемых в нем окружающим его буйством жизни, я помню только четыре стиха:

Как часто, внимая их песням разгульным,

Один я меж всеми молчу,

Как часто, внимая словам богохульным,

Тихонько молиться хочу.

Что Григорьев с 1-го же курса совершенно безнамеренно сделался центром мыслящего студенческого кружка, можно видеть из следующего случая. Григорьев был записан слушателем {16} и в числе других был причиной неоднократно повторяемой деканом юридического факультета Крыловым остроты, что слушатели и суть действительные слушатели. Вспоминаю об этом, желая указать на то, что какой-то слушатель Тригорьев не мог представлять никакого интереса в глазах властительного и блестящего попечителя графа Строганова. Между тем Аполлон был потребован к попечителю, который спросил его по-французски, - им ли было написано французское рассуждение, поданное при полугодичном испытании? - Оно так хорошо, - прибавил граф, - что я усомнился, чтобы оно было писано студентом, - и на утвердительный ответ Григорьева прибавил: "vous faltes trop parier de vous; il faut vous effacer". {вы заставляете слишком много говорить о себе, вам нужно стушеваться (франц.).}

Наглядным доказательством участия, возбуждаемого Аполлоном Григорьевым в преподавателях, может служить то обстоятельство, что малообщительный декан Никита Иванович Крылов, недавно женившийся на красавице Люб.

Быстрый переход