Игнатов поморщился.

— Не кофе мне хочется. Нам бы с Геннадием Павловичем что-нибудь посолиднее. Колбаску, икорку, балычок.

Лялечка счастливо улыбнулась, будто каждое поручение начальника было для нее самым большим удовольствием.

— Сию минуту!

Когда она вышла, Игнатов достал из шкафчика коньячную бутылку, где золотистая жидкость плескалась на донышке, недовольно встряхнул ее и поставил на место. Пошарив в глубине, нащупал другое горлышко, взвесил на ощупь и остался доволен.

— Оп!

С ловкостью фокусника он извлек пузатенький литровый коньяк, открыл его, понюхал и блаженно устроился в кресле.

— Такого ты еще не пил!

Борец изобразил готовность составить компанию, хотя выпивка сегодня не входила в его планы. Он потянулся к своему кейсу, щелкнул замками, достал сияющий медалями «Двин» и поставил на стол рядом с пузатой «хозяйской» бутылкой.

— Нет! Много, много! — запротестовал тот. — Убери.

— Не положено! — улыбнулся Борец. — Пусть останется в запасе.

Кровь уже заиграла в нем.

Игнатов разлил коньяк в небольшие фужеры. Другой посуды он не признавал.

Лялечка в один момент сервировала стол. Она уже не казалась маленького роста, а в самый раз, ладненькая, ловкая. В каждом движении — заманка и обещание. Борец даже тряхнул головой, пытаясь скинуть наваждение. С начальскими зазнобами вольностей себе он не позволял.

А Игнатов раскручивался вовсю. Шеф — начальник Главного управления — вместе с министром были на юге, а кому, кроме них, он мог понадобиться? Покуда начальство на югах, Игнатов сам себе голова. И, подчиняясь его настроению, Борец тоже все чаще хватался за фужер.

В сауне, куда они попали на исходе дня, Борец уже с трудом различал девочек. Да от него ничего и не требовалось. Аккуратные девичьи пальчики сами все делали. Приклеенные улыбки казались выражением самой глубокой заботы и доброты.

Глава 4 Странные проводы

В своих несчастьях Влад Пухальский винил Марину и страшился ее звонка.

Она позвонила первой. И застала его в движении, когда он выбежал с работы, чтобы в небольшой перерыв выпить пивка, купить сигарет. Мобильник закурлыкал, и Влад вынужден был остановиться.

Голос Марины пронзил его, словно током. Влад молчал. Марина спросила о самочувствии. Это она, которая находилась в больнице и которую он сам должен спрашивать о здоровье! Давно следовало бы навестить ее, но Влад не мог пересилить страха. Ему казалось, что за ним и Мариной будут следить. Может быть, уже прослушивают разговоры. Чтобы схватить наверняка. Временами чудился пристальный посторонний взгляд, и он в испуге оборачивался.

Иногда страх отпускал, и тогда Влад становился самим собой: самоуверенным, нагловатым, властным.

— Я заеду на днях, — сказал он, закурив последнюю сигарету и выронив пачку. — Навещу! Но сегодня не могу… Простужен. Зачем тебе лишняя инфекция? Правда? Вот выздоровлю и приеду.

Он надеялся, что случившееся отодвинет свадьбу. Но Марина как ни в чем не бывало заговорила об этом.

— А ты про двадцатое число не забыл?

Это был день, назначенный для регистрации.

— Что мы будем делать? — донесся далекий голос.

Это она после того, что с ней случилось, думала о свадьбе! Влад молчал. Возмущение и растерянность в одинаковой степени тиранили его душу.

— Не знаю, надо подождать, — сдавленным голосом проговорил он.

— А чего ждать? — долетело издалека.

Из ее слов он понял, что ей хотелось отпраздновать свадьбу до отцовского юбилея. Ничего не ответив, Влад дивился ее легкомыслию.