— Снаружи?

— Твои люди, его люди… эта тюрьма стала полем битвы

Живот ухает. Мы знали, что фианна была рядом с нами, когда мы нашли объект, но военные, надо полагать искали нас. Две армии сошлись, бушует битва, подпитываемая смертями, которые ничего не значат, нет понимания того, что они все должны быть на одной стороне против безумных, садистских планов одного человека. Это будет кровавая бойня.

Это говорит мне существо, которое утверждает, что не может понять смерть… его сострадание лишает меня дыхания. С этим осознанием приходит другое, и я тяжело сглатываю.

— Это был ты, — шепчу я. — Ты взял меня в ночь резни, а не остальные. Ты привел меня туда, в пещеры.

— Этот сосуд… этот человек… его боль… твоя, вы разделяете ее так, как мой вид разделяет все. Ты будешь скорбеть об этих смертях, как и он. Но я привел тебя туда слишком поздно, чтобы остановить это.

Я была там, чтобы спасти их. Даже благодаря своему гневу и боли, это существо, чьи родственники заставляли сходить с ума моих друзей, пытался уберечь Флинна от горя.

Шепот терпеливо ждет, пока я оглянусь назад, затем говорит.

— Я ответил на твои вопросы. Ты дашь мне что-нибудь взамен?

— Что же? — голос ломается.

— Можно я… дотронусь до тебя.

Я моргаю, впиваюсь глазами в него.

— Э-э… прости?

— Мы не можем испытывать физические ощущения в нашем мире, и в этой вселенной мы всегда были одни. — Лицо Флинна выглядит таким юным.

Я сглатываю.

— Ладно. Ладно, конечно.

Рука Флинна скользит вперед, тянется к моей. Я позволяю ему взять ее, его кончики пальцев проходят по моей коже, когда он переворачивает мою руку. Его костяшки пальцев на моей ладони — его глаза сфокусированы на наших руках, удивительно преображая черты его лица.

— В нашем мире, — шепчет он, — мы всегда вместе, полностью и абсолютно. Мы все являемся частью друг друга. — Он медленно выдыхает, его дыхание опаляет теплом и нежностью наши руки. — Но это означает, что мы никогда не знаем, как ценно быть в состоянии сделать это, быть порознь, а затем собраться вместе. — Он переплетает наши пальцы.

Я наполовину ожидаю, что его рука будет липкой или будет покалывать на ощупь. Но его кожа теплая и знакомая, и наши пальцы переплетаются, как будто наши руки предназначены для этого.

Капли падают на руку, и я поднимаю взгляд. Глаза Флинна мокрые, и когда я смотрю, еще одна слеза свободно скользит по щеке, прежде чем упасть.

— Спасибо, — шепчет он. — Джубили Чейз, я желаю…

Он прерывается, когда его пальцы судорожно сжимают мои. Его глаза снова щелкают. На этот раз я вижу панику, почти человеческое отчаяние, тянущееся сквозь эти пустые черные глаза.

Я не могу вечно сдерживать остальных.

— Подожди! — Я плачу, сердце колотится от внезапного страха. — Просто… просто держись. Пожалуйста, должен быть способ…

Спасти тебя.

Есть только мерцание горя — истинного отчаяния — в его чертах, прежде чем пустота проносится через него. Изменение в Флинне, населенном призраком из Новэмбэ, было настолько постепенным, что я почти не заметила, насколько он отличался от других шепотов. Но эта холодность, эта пустота — она вызывает ответный холод во мне. Призрак из Новэмбэ исчез.

Штуке-Флинну нужно всего несколько секунд, чтобы сфокусироваться на моем лице, и через меня пробегает толчок. Я оставила пистолет на полу, он лежит между нами, и он тоже его видит. Как только я двинусь, он тоже — у меня будет только один выстрел.