Боксер молчал, давая Фрэнку возможность выговориться.

– Но я ошибся с Алишией, – продолжил д’Круш. – Она с детства проявляла недюжинный интеллект, и я был уверен, что она будет работать со мной, учиться у меня и в конце концов унаследует мой бизнес. Я не разделяю людей по половому признаку. Моему сыну всего шесть лет, но я уже знаю, что до Алишии ему далеко. Но дочь отвернулась от меня. Я обманулся в своих ожиданиях. Недооценил ее.

Фрэнк изо всех сил сдерживал нахлынувшие эмоции. Зеленые глаза Боксера пристально наблюдали за ним: Чарльз не знал, чему из сказанного можно верить.

– Недооценили? Каким образом? – уточнил он.

– Я думал, Алишия будет счастлива получить мою империю. А она отказалась. Дочь ищет свой путь, стремится все делать по‑своему, приобретает свой опыт, изучая жизнь. Алишия не хочет, чтобы ей указывали. Как‑то она сказала: ценность личного опыта в два раза выше ценности чужого. Неплохо для двадцатиоднолетней девушки.

– Это хорошо, – кивнул Боксер. – В неволе она не сломается. А что насчет физической выносливости? Доводилось ей бывать в трудных ситуациях?

– Нет, конечно. Она привыкла жить в комфорте, хотя и не может с этим смириться. Ей было тяжело видеть трущобы Бомбея. Для Алишии стало потрясением, что кому‑то приходится жить в нищете, когда такие люди, как она… В общем, вам должно быть понятно. Культурный шок оказался настолько велик, что она до сих пор не оправилась от него. Поэтому Алишия и вернулась в Лондон. Что скажете, мистер Боксер?

– Человек, прошедший через определенные трудности, знает, чего от себя ожидать. А тот, кто никогда не сталкивался с трудностями, может оказаться в смятении. Крепкие на поверку люди зачастую ломаются как спички, а те, кто всю жизнь считал себя слабым, находят внутри скрытые резервы.

– А кому легче справиться с давлением, оказавшись в заложниках?

– Тому, кто способен принять ситуацию и адаптироваться к своему положению. Многие пытаются преодолеть страх, отказываясь признавать, что боятся. Это не проявление храбрости, а своего рода ступор. Хладнокровный человек справится лучше, чем истеричный. На проявление эмоций тратится лишняя энергия, а в состоянии возбуждения сложно мыслить трезво.

– Нервной Алишию не назовешь, – заметил д’Круш. – Не то что ее мать.

– Умные, образованные люди лучше справляются, – продолжил Боксер. – Им есть чем себя занять, о чем подумать. Они более наблюдательны и расчетливы. Это хорошие качества. С другой стороны, снобам тяжело вести диалог с похитителями. Попросить о чем‑то, сделать так, чтобы к тебе относились по‑человечески. Контакт с похитителями необходим независимо от хода переговоров.

– Алишия очень умна. – Д’Круш, казалось, мысленно сравнивал черты характера дочери с перечисленными Боксером. – Ее все любят.

– Проявлять излишнее дружелюбие тоже не стоит. Слышали о стокгольмском синдроме? Жертва может начать испытывать симпатию к агрессору и сопереживать его идеям. Заложнику крайне важно не переступить эту тонкую грань, мистер д’Круш. Способность адаптироваться и выживать не заложена в нас с рождения. Она зависит от нашего поведения в конкретной ситуации.

– Если с Алишией что‑нибудь случится, я не знаю, что сделаю.

– Со мной? – нарочито серьезно поинтересовался Боксер.

– Нет‑нет. – На губах Фрэнка промелькнула слабая улыбка. – С собой. Для меня нет ничего важнее дочери. Я целеустремленный человек, мистер Боксер. Я презирал свою бедность. Я добился известности, снимаясь в кино, разбогател и теперь помогаю своей стране. Но ничто не сравнится с тем чувством, что я испытывал, глядя на спящую маленькую Алишию.