Его член дернулся, когда он увидел ее ужас. Он подумал о том, что мог бы заставить ее сделать... сексуальные акты, которые он рисовал в своем воображении, его член внезапно стал твердым. Будет так просто переспать с ней. Унизить ее. Показать ей, какая она грязная шлюха... но он не мог. Это будет нечисто. Недостойно.

Плотское удовольствие не является частью миссии. У него сильнее заболела голова. Под глазом снова начался тик. Миссия стала казаться туманной.

Исповедаться. Тебе нужно исповедаться.

Взор узницы остановился на его лице, искаженном спазмом, затем, когда он поймал ее взгляд, она отвела глаза и увидела выпуклость у него на брюках. Ужас охватил ее полностью... или же... в ее глазах читалось что-то еще – холодный расчет. Она планировала свой побег. Даже в своем затуманенном мозгу. Он щелкнул языком. Затем подумал было снова отключить ее, но все же решил позволить ей обдумать свою участь. Одна из собак дико залаяла, узница бросила на нее взгляд, и в ее глазах появился новый ужас. Она их ненавидела. И правильно.

Избранник повернулся к лестнице и услышал ее хныканье. Скоро она будет умолять его подарить ей жизнь, будет обещать сделать все, что он хочет, и у него появится над ней абсолютная власть. На третьей ступеньке он обернулся и опустил взгляд на лишенную окон пещеру с красноватым светом. Она придвинулась ближе и начала умолять.

Да, она начинала понимать. Он ее хозяин. Он один решает ее судьбу. Он ощутил слабую нежность к ней, закованной и голой. Но у него была работа. Время не стояло на месте. Он почувствовал сожаление и уколы совести. Иногда его миссия казалась ему ошибочной... в другие моменты он знал, что прав. У него в голове стучало. Помни, ты чистильщик, тот, кому господь повелел избавить землю от грешных женщин. Речь идет о чистоте. И возмездии.

Избранник боролся с болью, а его мозг пронзали сомнения. Он нуждался в совете, наставлении. Он знал, что его миссия истинна, но искал дополнительное подтверждение. Он с шумом вдохнул, борясь с агонией, бушующей в голове. В отличие от приятной остроты ударов кнута, от удовольствия, которое доставляло прикосновение кожаных ремней, сейчас он испытывал чистейшую агонию. И эта мука была абсолютно другой. Она ослепляла. Подрывала силы. Ему нужно было с кем-нибудь поговорить. С отцом Джеймсом... да...

Женщина издала еще один сдавленный крик, и Избранник отвернулся от нее. Прежде чем выключить свет, он бросил взгляд через плечо. Она испытывала только страх. Она и понятия не имела, что он собирается сделать ее бессмертной, что она станет святой.

Его бремя было тяжелым. Он погасил свет и произнес:

– Спокойной ночи, Сара.

– ...это все будет в моем рапорте, – говорил офицер Кельвин Смит, один из помощников шерифа, назначенных наблюдать за Оливией Бенчет, – но я подумал, что вам будет интересно узнать, что помимо ее подруги Сары Рестин, которая уехала в аэропорт, у госпожи Бенчет имелся еще один регулярный посетитель. Он приезжал к ней на День благодарения и затем остался у нее ночевать на следующую ночь. Я не слишком об этом беспокоился, потому что видел, как она его приветствует, и они, очевидно, знакомы друг с другом, но теперь это мне кажется странным.

Бенц весь напрягся.

– Он остался на ночь? – повторил он, и его кровь вскипела от ревности.

– Да, и вот что странно. Я недавно проверил номера его машины, и оказывается, его машина принадлежит церкви.

– Что? – прошептал Бенц, и ревность уступила место страху. – Церкви? – Нет!

– Да. Этот парень чертов священник.

Бенц вскочил на ноги. Ему хотелось попасть на другой конец линии и придушить звонящего.