Он сказал все, что мог. Оставалось только ждать, что надумает этот человек. Выстрелило в камине полено. Отскочил и скатился по решетке уголек. Над ними сын Дэрроу продолжал возиться в квартире. После мучительной паузы мужчина поднял отяжелевшую голову.

– Идемте в квартиру, – вяло произнес он.

В квартиру можно было попасть по лестнице, скорее наружной, чем внутренней, которая шла по задней стене здания. Под ней посыпанная гравием дорожка вела через буйные заросли заброшенного сада к воротам, за которыми расстилались бесконечные поля, их монотонная ровность нарушалась изредка случайным деревом, каналом, неуклюжими очертаниями ветряной мельницы на горизонте. Все было почти бесцветным под этим меланхоличным небом, и отовсюду веяло густым запахом торфа – свидетельство бесконечной череды наводнений и разложения, без которых эта пустынная часть страны просто немыслима. Вдалеке ритмично постукивали дренажные насосы.

Открыв дверь, Джон Дэрроу впустил Линли в кухню, где Тедди, стоя на четвереньках у ведра с водой, окруженный коробками с чистящими средствами, тряпками и циновками, чистил закопченную плиту, по возрасту значительно старше его самого. Пол был мокрым и грязным. Из радио на стойке орал простуженным голосом певец. При их появлении Тедди отвлекся от своих тяжких трудов, скорчив обезоруживающую гримасу.

– Она слишком долго дожидалась, пап. Тут надо действовать не тряпкой, а долотом.

Он ухмыльнулся, вытерев лицо рукой, отчего на щеке остался длинный след сажи. Дэрроу заговорил с ним с грубоватой нежностью:

– Спустись вниз, парень. Присмотри за пабом. Плита может подождать.

Парень обрадовался и, вскочив на ноги, выключил радио.

– Я каждый день буду понемногу ее скрести, ладно? И тогда, – он снова ухмыльнулся, – глядишь, к следующему Рождеству отчистим. – Он жизнерадостно им отсалютовал и убежал.

Когда дверь за мальчиком закрылась, Дэрроу сказал:

– Я держу ее вещи на чердаке. И буду благодарен, если вы там их и просмотрите, чтобы Тедди ненароком на вас не наткнулся и не сунул нос куда не надо. Там холодно, так что пальто не снимайте. Но свет там есть.

Он провел его через скудно обставленную гостиную в темный коридор, куда выходили двери двух спален. В конце его имелся в потолке люк, через который можно было проникнуть на чердак. Дэрроу толкнул дверь вверх и выдвинул вниз складную металлическую лестницу, довольно новую по виду.

Словно прочитав мысли Линли, он сказал:

– Я прихожу сюда время от времени. Когда мне нужно напомнить себе об этом.

– Напомнить?

Дэрроу ответил на вопрос сухо:

– Когда меня тянет к женщине. Приду, полистаю тетрадки Ханны, и никакого зуда, как рукой снимает.

Он поднялся по лестнице.

Чердак очень напоминал гробницу. Здесь было пугающе тихо, очень душно и почти так же холодно, как на улице. На картонных коробках и сундуках густым слоем лежала пыль, при малейшем движении она вздымалась вверх удушающими клубами. Помещение было маленьким, пропитанным запахами времени: слабым ароматом камфары, одежды, отдающей плесенью, и древесной гнилью. Робкий лучик дневного света пробивался сквозь единственное, все в полосах окошко под самой крышей.

Дэрроу потянул за шнурок, свисавший с потолка, и лампочка выпустила конус света. Он кивнул в сторону двух сундуков, стоявших по обе стороны от единственного деревянного стула. Линли заметил, ни на стуле, ни на сундуках пыли не было. И спросил себя, как часто Дэрроу навещает эту могилу своего брака.

– Ее вещи лежат как попало, – сказал мужчина, – потому что меня не очень заботило, что я со всем этим сделаю.